Ю лия Павловна Тугина, богатая вдова, уединенно живущая в своем поместье, влюбляется в игрока и повесу Вадима Дульчина. Все свое состояние Юлия Павловна потратила на возлюбленного. Но даже на грани разорения она не перестает думать о нем и готова на «последнюю жертву»: просить денег у богатого купца Флора Федулыча Прибыткова, для того чтобы спасти Дульчина от долговой ямы.
Фрагмент книги Юрия Богомолова «Петр Тодоровский. Творческий портрет».
«Лирик, «вернувшись в город», рискнул совершить то, до чего в хорошие времена не мог бы додуматься: он экранизирует пьесу А.Н. Островского «Последняя жертва».
Экранизация для Тодоровского – это все равно что для хорошего поэта заняться переписыванием в свой альбом чужих стихов.
Ясно, что мир Островского, такой колоритный, столь основательный, обставленный громоздким бытом, населенный живописнейшими, самоценными и самодовлеющими характерами, – это земля не «своя» для Тодоровского. Он старается быть добросовестным в «переписывании» чужого, но все же скользит по поверхности.
Примечателен, однако, сам выбор пьесы. Смею утверждать, что здесь выбор – самый содержательный момент. Взята та пьеса Островского, в которой рассказана драматическая история душевного компромисса. Героиня любит всем сердцем одного, а замуж выходит за другого. И драматург ее оправдывает.
Кадр из фильма. Фотография: kino-teatr.ru
Кадр из фильма. Фотография: kino-teatr.ru
Именно эта коллизия, по всей вероятности, привлекла внимание режиссера. Она его, очевидно, взяла за живое. Кому, как не лирику 60-х – 70-х годов, было знать, что такое оставаться верным сердцу, когда жизнь его постоянно обманывает, когда жизнь окружила человека призраками и миражами, под ногами все неверно...
Тот лирик 60-х – 70-х устал от вранья окружающих и вранья самому себе. Потому он с таким сочувствием наблюдает за перипетиями внутренней драмы человека из другой эпохи.
А может, это действительно выход – брак по расчету с добрым, хорошим, надежным человеком?
Островский убеждает. По крайней мере, в этой пьесе. В «Талантах и поклонниках» убеждает в обратном.
Велик соблазн укрыться в благополучной частной жизни. Или попробовать принять за чистую монету фикцию деятельной общественной жизни и стремиться вверх по служебной лестнице, ведущей, как известно, вниз.
Тодоровский все отчетливее осознает неправомерность подобных выходов из тупика. Душа не то чтобы обязана, она не может не трудиться.
«Последняя жертва» в этом отношении стала первой жертвой, которую понесло лирическое сознание Петра Тодоровского.
В Театре им. Ленсовета сыграли спектакль «Последняя жертва» по одноименной пьесе А. Н. Островского. Но в предпремьерных интервью прозвучало столько проклятий художественного руководителя постановки Татьяны Москвиной в адрес «режиссерской нечисти, которая возомнила, что она умнее автора», что, кроме сюжета о любви одной богатой вдовы к бессовестному игроку, сложился еще один параллельный театральный сюжет. Не учитывать его, отправляясь на спектакль, было невозможно.
Вообще-то режиссером постановки значится Роман Смирнов, но он-то как раз перед премьерой все больше помалкивал. И то правда, что положение его было крайне странным и неловким. Появление руководителя постановки при профессиональном режиссере — случай не исключительный. Он часто встречается, например, в Малом драматическом театре Льва Додина, когда спектакли ставят ученики мастера. Там это вполне понятно: опытный учитель перекладывает ответственность с хрупких плеч новичка, имеющего право на ошибку, на собственные плечи, прикрывает, отгораживает от пристрастных судей. Назначить на эту роль театроведа и беллетриста Татьяну Москвину, даже при наличии в ее арсенале ряда исследований творчества Островского — все равно, что в строгой системе амплуа, которую так любил Островский, назначить фата на роль героя или наоборот. В современном театре такое встречается сплошь и рядом, но срабатывает только при наличии радикальных режиссерских решений, яростным противником которых является г-жа Москвина.
Пьеса Островского «Последняя жертва», написанная в 1878 году, за год до знаменитой «Бесприданницы», затрагивает тему ультрасовременную: тему денег, хладнокровного расчета с одной стороны и безотчетного горячего чувства, которое расчетам не поддается, но и шансов на выживание в мире чеков и векселей не имеет — с другой. Лет пять назад этой пьесой заболела Москва — ее поставили в двух самых популярных столичных театрах: табаковском МХТ и захаровском «Ленкоме». Олег Табаков даже сам вышел на сцену и вместо прописанного Островским масляннобородого купчины, за которого в финале выходит замуж обобранная любимым Юлия Тугина, сыграл лощеного, в атласных нарукавниках фабриканта начала XX века, умелого хозяина и мецената. И подпустил в образ столько шарма, что г-жа Тугина (которую еще и играла супруга Олега Павловича Марина Зудина) из несчастной жертвы превращалась в невесту, дождавшуюся, наконец, полного счастья. Марк Захаров предложил принципиально иную интерпретацию: у него действие происходило в дорожной пробке из лакированных карет, а купец Прибытков (Александр Збруев) являлся натуральным Мефистофелем и в два счета прибирал к рукам и «чертика» Дульчина, любовника-игрока, и Юлию, которая шла замуж, навек прощаясь со своей чистой душой.
Догадаться, чем привлекла пьеса создателей петербургской премьеры, решительно невозможно. Ни один из героев на сцене не сочинен с той мерой подробности и объемности, чтобы меня как зрителя заинтересовала его судьба. Героиня Юлия Тугина (Елена Кривец) ходит из одного угла сцены в другой, вздыхает, взмахивает руками и с типичными придыханиями Татьяны Москвиной — уж не знаю, откуда они взялись, но звучат довольно комично, — с выражением читает (разве что без книжки в руках) текст драматурга о любовных переживаниях. И у меня тут же возникает масса вопросов, задать которые я, очевидно, должна режиссеру Роману Смирнову, ученику Георгия Александровича Товстоногова, выдающегося мастера действенного анализа. Чем живет эта молодая женщина? Насколько она набожна? Случайно ли она этим утром отправилась в церковь или регулярно там грехи замаливает? Да и вообще, считает ли грехом то, что невенчанная живет с лихим молодчиком? А то, что на могилу к мужу давно не ездила? А сваха (Светлана Письмиченко), что появляется на сцене до главной героини — она зачем вдруг в дом явилась? Есть такой отличный действенный глагол: выпытывать. Когда один герой что-то выпытывает у других, стремясь, разумеется, сам остаться не раскрытым, напряжение в профессиональных спектаклях возникает такое же, как при азартной игре. Ничего подобного на сцене Театра им. Ленсовета не происходит. Остается впечатление, что герои, большинство из которых (в частности, Юлия и сваха) состоит в кровном родстве, видят друг друга впервые и встретились случайно.
Возможно, создатели спектакля поставили перед собой задачу донести до зрителя текст классика в нетронутом виде. Устроить, так сказать, не спектакль, а читку (как это делают с современными пьесами), чтобы вернуть Островскому его первозданность. Но тогда уж, извините, мне колют глаза любые условности: загадочный Прибытков (Вячеслав Захаров) в вычурных одеждах, с интонациями Джигарханяна и с повадками нечистого на руку хозяина жизни. Вопрос, чем бы мог торговать такой герой, который приглядел себе лебедушку, что утешит в старости, возникает непременно и остается без ответа. Пожалуй, этот герой — единственный, кто достоин наблюдения: он хоть и не намного объемнее остальных, но свою немудреную и не слишком достойную игру ведет от сцены к сцене, последовательно. Впрочем, про недостойную игру — это я у Островского прочитала, создатели спектакля на этот счет не определяются.
Игрок Дульчин (Сергей Перегудов) оказывается необаятельным ребенком. Ответил бы мне кто, почему же этого мягкотелого нытика, подленького и бесцветного, вяло реагирующего даже на весть о богатой невесте, так любят женщины? И почему у него в кабинете стоит ванна? Допустим, рыцари русского психологического театра резко осознали, что выражаться метафорическим языком в театре можно и даже весьма уместно и современно. Но что за образ спрятан в той ванне, что разместилась в метре от стола, на что она намекает? Призываю читателей погадать вместе со мной. Заодно можно спросить художника Марину Азизян — вообще-то одного из лучших в городе — зачем ей понадобилось зажигать звезды на заднике и вместо деревьев густо населять сад перед клубом манекенами? Тут, впрочем, образ рождается непроизвольный: герои спектакля в плоскости своей не слишком отличаются от этих самых садовых фигур.
Бедная Ирина Прибыткова (Надежда Федотова), племянница купца-толстосума, превратилась в куклу Барби, твердящую с единственной на весь спектакль восторженной интонацией о своей африканской страсти. Ее батюшка (Александр Солоненко), любитель французских романов, оживляется дважды за спектакль: когда обнаруживает, что дочка влюбилась и это похоже на роман (разумеется, французский), и когда изучает ресторанное меню с изысканными названиями.
В театральных кругах ходит анекдот о том, как один то ли художник, то ли хореограф спектакля спросил режиссера, о чем тот будет ставить спектакль, а тот ему ответил: «Читайте пьесу, там все написано». Режиссера этого, к счастью, давно уволили. Это я к тому, что без интерпретаций, вопреки словесным манифестам худрука постановки, дело не обходится в любом случае. Как говорил великий философ XX века Мераб Мамардашвили: «Мы не можем помыслить что-то, не помыслив это иначе, а то мы превратились бы в попугаев». И к театру это высказывание имеет самое прямое отношение. С той оговоркой, что в театре требуется не спонтанная интерпретация авторского текста, а глубоко осмысленная и простроенная. Когда от каждого слова зритель внутренне замирает, как от опасного трюка. А если нет выверенной структуры действия, ясных задач актерам и цельного образа спектакля, на передний план выходит подсознание. История, рассказанная Театром им. Ленсовета, выходит про то, что все мужчины на свете — это персонажи несмешных анекдотов, а все женщины, их любящие, непроходимо глупы. Да и вообще любовь — это нечто такое стыдное и бессмысленное, что его приятно высмеять в фарсовых репризах, которые разыгрывают молодые и одаренные артисты Маргарита Иванова и Олег Абалян. И которые выглядят гораздо менее натужно, чем весь четырехчасовой опус.
Конечно, никто не может запретить руководителям театров приглашать на постановки непрофессионалов, беда лишь в том, что артисты привыкли верить тому, кто назвался «режиссером» и работать с полной отдачей. А в итоге именно артисты остаются один на один со зрителем и отдуваются за всех. Не раз мне приходилось писать об этом, но нынешний случай патологической любви к «русскому психологическому театру», от которой пострадали артисты одной из лучших трупп города, совсем уж вопиющий.
Юлия Павловна Тугина , молодая вдова .
Глафира Фирсовна , тетка Юлии, пожилая небогатая женщина .
Вадим Григорьевич Дульчин , молодой человек .
Лука Герасимыч Дергачев , приятель Дульчина, довольно невзрачный господин и по фигуре и по костюму .
Флор Федулыч Прибытков , очень богатый купец, румяный старик, лет 60, гладко выбрит, тщательно причесан и одет очень чисто .
Михевна , старая ключница Юлии .
Небольшая гостиная в доме Тугиной. В глубине дверь входная, направо (от актеров) дверь во внутренние комнаты, налево окно. Драпировка и мебель довольно скромные, но приличные.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Михевна (у входной двери), потом Глафира Фирсовна.
Михевна . Девушки, кто там позвонил? Вадим Григорьич, что ли?
Глафира Фирсовна (входя). Какой Вадим Григорьич, это я! Вадим-то Григорьич, чай, позже придет.
Михевна . Ах, матушка, Глафира Фирсовна! Да никакого и нет Вадима Григорьича; это я так, обмолвилась… Извините!
Глафира Фирсовна . Сорвалось с языка, так уж нечего делать, назад не спрячешь. Эка досада, не застала я самой-то! Не близко место к вам даром-то путешествовать; а на извозчиков у меня денег еще не нажито. Да и разбойники же они! За твои же деньги тебе всю душеньку вытрясет, да еще того гляди вожжами глаза выхлестнет.
Михевна . Что говорить! То ли дело свои…
Глафира Фирсовна . Что, свои? Ноги-то, что ли?
Михевна . Нет, лошади-то, я говорю.
Глафира Фирсовна . Уж чего лучше! Да только у меня свои-то еще на Хреновском заводе; все купить не сберусь: боюсь, как бы не ошибиться.
Михевна . Так вы пешечком?
Глафира Фирсовна . Да, по обещанию, семь верст киселя есть. Да вот не в раз, видно, придется обратно на тех же, не кормя.
Михевна . Посидите, матушка; она, надо быть, скоро воротится.
Глафира Фирсовна . А куда ее бог понес?
Михевна . К вечеренке пошла.
Глафира Фирсовна . За богомолье принялась. Аль много нагрешила?
Михевна . Да она, матушка, всегда такая; как покойника не стало, все молится.
Глафира Фирсовна . Знаем мы, как она молится-то.
Михевна . Ну, а знаете, так и знайте! А я знаю, что правду говорю, мне лгать не из чего. Чайку не прикажете ли? У нас это мигом.
Глафира Фирсовна . Нет, уж я самоё подожду. (Садится.)
Михевна . Как угодно.
Глафира Фирсовна . Ну, что ваш плезир-то?
Михевна . Как, матушка, изволили сказать? Не дослышала я…
Глафира Фирсовна . Ну, как его поучтивей-то назвать? Победитель-то, друг-то милый?
Михевна . Не понять мне разговору вашего, слова-то больно мудреные.
Глафира Фирсовна . Ты дуру разыгрываешь аль стыдишься меня? Так я не барышня. Поживешь с мое-то, да в бедности, так стыдочек-то всякий забудешь, ты уж в этом не сомневайся. Я про Вадима Григорьича тебя спрашиваю…
Михевна (приложив руку к щеке). Ох, матушка, ох!
Глафира Фирсовна . Что заохала?
Михевна . Да стыдно очень. Да как же вы узнали? А я думала, что про это никому не известно…
Глафира Фирсовна . Как узнала? Имя его ты сама сейчас сказала мне, Вадимом Григорьичем окликнула.
Михевна . Эка я глупая.
Глафира Фирсовна . Да, кроме того, я и от людей слышала, что она в приятеля своего много денег проживает… Правда, что ли?
Михевна . Верного я не знаю; а как, чай, не проживать; чего она для него пожалеет!
Глафира Фирсовна . То-то муж-то ее, покойник, догадлив был, чувствовало его сердце, что вдове деньги понадобятся, и оставил вам миллион.
Михевна . Ну, какой, матушка, миллион! Много меньше.
Глафира Фирсовна . Ну, уж это у меня счет такой, я все на миллионы считаю: у меня, что больше тысячи, то и миллион. Сколько в миллионе денег, я и сама не знаю, а говорю так, потому что это слово в моду пошло. Прежде, Михевна, богачей-то тысячниками звали, а теперь уж все сплошь миллионщики пошли. Нынче скажи-ка про хорошего купца, что он обанкрутился тысяч на пятьдесят, так он обидится, пожалуй, а говори прямо на миллион либо два, – вот это верно будет… Прежде и пропажи-то были маленькие, а нынче вон в банке одном семи миллионов недосчитались. Конечно, у себя-то в руках и приходу и расходу больше полтины редко видишь; а уж я такую смелость на себя взяла, что чужие деньги все на миллионы считаю и так-то свободно об них разговариваю… Миллион, и шабаш! Как же она, вещами, что ль, дарит ему аль деньгами?
Михевна . Про деньги не знаю, а подарки ему идут поминутно, и все дорогие. Ни в чем у него недостатка не бывает, – и в квартире-то все наше; то она ему чернильницу новую на стол купит со всем прибором…
Глафира Фирсовна . Чернильница-то дорогая, а писать нечего.
Михевна . Какое писанье, когда ему; он и дома-то не живет… И занавески ему на окна переменит, и мебель всю заново. А уж это посуда, белье и что прочее, так он и не знает, как у него все новое является, – ему-то все кажется, что все то же… До чего уж, до самой малости; чай с сахаром и то от нас туда идет…
Глафира Фирсовна . Все еще это не беда, стерпеть можно. Разные бабы-то бывают: которая любовнику вещами, – та еще, пожалуй, капитал и сбережет; а которая деньгами, ну, уж тут разоренье верное…
Михевна . Сахару больно жалко: много его у них выходит… Куда им пропасть этакая?
Глафира Фирсовна . Как же это у вас случилось, как ее угораздило такой хомут на шею надеть?..
Михевна . Да все эта дача проклятая. Как жили мы тогда, вскоре после покойника, на даче, – жили скромно, людей обегали, редко когда и на прогулку ходили, и то куда подальше… тут его и нанесло, как на грех. Куда не выдем из дому, все встретится да встретится. Да молодой, красивый, одет как картинка; лошади, коляски какие! А сердце-то ведь не камень… Ну, и стал присватываться, она не прочь; чего еще – жених хоть куда и богатый. Только положили так, чтоб отсрочить свадьбу до зимы: еще мужу год не вышел, еще траур носила. А он, между тем временем, каждый день ездит к нам как жених и подарки и букеты возит. И так она в него вверилась, и так расположилась, что стала совсем как за мужа считать. Да и он без церемонии стал ее добром, как своим, распоряжаться. «Что твое, что мое, говорит, это все одно». А ей это за радость: «Значит, говорит, он мой, коли так поступает; теперь у нас, говорит, за малым дело стало, только повенчаться».
Глафира Фирсовна . Да, за малым! Ну, нет, не скажи! Что ж дальше-то?… Траур кончился… зима пришла…
Михевна . Зима-то пришла, да и прошла, да вот и другая скоро придет.
Глафира Фирсовна . А он все еще в женихах числится?
Михевна . Все еще в женихах.
Глафира Фирсовна . Долгонько. Пора б порешить чем-нибудь, а то что людей-то срамить!
Михевна . Да чем, матушка! Как мы живем? Такая-то тишина, такая-то скромность, прямо надо сказать, как есть монастырь: мужского духу и в заводе нет. Ездит один Вадим Григорьич, что греха таить, да и тот больше в сумеречках. Даже которые его приятели, и тем к нам ходу нет… Есть у него один такой, Дергачев прозывается, тот раза два было сунулся…
Глафира Фирсовна . Не попотчуют ли, мол, чем?
Михевна . Ну, конечно, человек бедный, живет впроголодь, – думает и закусить и винца выпить. Я так их и понимаю. Да я, матушка, пугнула его. Нам не жаль, да бережемся; мужчины чтоб ни-ни, ни под каким видом. Вот как мы живем… И все-то она молится да постится, бог с ней.
Женщина, которая любит, готова пожертвовать ради спасения любимого всем своим состоянием. Чем же ответит на это Вадим Дульчин, красавец и игрок? И как далеко может зайти женщина, которая его любит?..В честь Дня кино 27 августа я хочу вспомнить прекрасный фильм Петра Тодоровского по пьесе А.Н. Островского - "Последняя жертва". На мой взгляд - это один из шедевров советского кинематографа: подбор актеров, музыка Евгения Шварца, живописный ряд фильма - все соответствует пьесе и духу времени.
Невозможно забыть неимоверно трогательную Юлию Павловну Маргариты Володиной - стареющую, любящую, жертвенную, обманутую.
Володина не так много снималась и прославилась ролью комиссарши в фильме "Оптимистическая трагедия". Но тем, кто не видел, советую посмотреть замечательный фильм о любви, где всего два героя и два актера - Володина и Михаил Ножкин - "Каждый вечер в одиннадцать" - и вы узнаете, как же справлялись ваши предки в эпоху отсутствия мобильных телефонов! И еще хороший фильм, где у нее, правда, эпизодическая роль пьющей жены - "Поздняя встреча" по Ю. Нагибину с А.Баталовым в главной роли.
Вадима Дульчина играет Олег Стриженов - это именно ради него идет на последнюю жертву Юлия Павловна: унижается, предлагает себя, умоляет, приказывает, целует - все, чтобы раздобыть денег для возлюбленного, который просто "жжёт деньги", проигрывая их в карты.
Ну и, наконец, третий главный герой - Фрол Федулыч в исполнении Михаила Глузского: ох, хорош! Настолько хорош, что будь я на месте главной героини, не задумываясь променяла бы потасканного и завравшегося Дульчина на - пусть не молоденького - но умного, тонкого, образованного и богатого купца, да еще если у него такие глаза, как у Глузского!
Остальные персонажи тоже хороши: племянник Лавр Мироныч (Леонид Куравлев), эдакий российский Монте-Кристо, но без его миллионов и романтическая дочь Лавра Мироныча - "Ирэнь" - Ольга Науменко.
Дивная сцена между ней и Стриженовым, когда Дульчин обнаруживает Ирину Лавровну в своей холостяцкой постели: счастливец, вы хотели африканской страсти? Вы ее получите! Но вдруг выясняется, что необходимым компонентом африканской страсти являются деньги, которых нет у Дульчина, и тому остается только одно - "венгерские танцы по кабакам танцевать", ни у Ирины - дядя Фрол не даст ни копейки для такого жениха! Да как же вы смели требовать африканской страсти, коли у вас ни гроша за душой! - возмущается, лихорадочно одевающаяся "Ирэнь", а Дульчин меланхолично замечает: Ну, положим, всякий может желать африканской страсти...
Нет, так я просто перескажу весь фильм! Я помню его почти наизусть: вот еще один эпизод, когда Ирина целует Фрола Федулыча в благодарность за какой-то подарок, а тот, посмаковов, замечает: Не-ет, не то. Не то! ТОТ поцелуй - дорогого стоит! ТОТ - что подарила ему Юлия Павловна.
И в заключение, про музыку: Евгений Шварц создал удивительно нежный звуковой образ фильма, особенно мне нравится песенка, идущая в начале:
Не растет трава зимою...
Поливай - не поливай...
Не приедет он обратно...
Вспоминай - не вспоминай...
Не ручаюсь за точность слов - но смысл таков. Эта песенка сразу задает пронзительно грустную ноту. И еще - романс "В нашем старом саду..."!
И надо обязательно сказать о необыкновенной точности интерьеров, костюмов и московских пейзажей: дом Юлии Павловны снимали на улочке около Ильи Обыденного, рядом с метро Парк Культуры.
Эта не самая популярная пьеса Островского весьма оригинальна. Персонажи меняются местами. Богатый старик, мечтающий о девушке, оказывается честней, чем её молодой и красивый жених.
В центре пьесы практически любовный треугольник. На молодую и богатую вдову Юлию Павловну претендуют двое. Предпочтение, конечно, она отдаёт бойкому Вадиму. Жених, правда, пользуясь её расположением, и бывает редко, и повод для беспокойства даёт. Однако Юлия слишком его любит, не хочет на него «давить», хотя все ей говорят, что нужно быть строже, а то совсем уважать перестанет. Ей приходится постоянно жертвовать собой.
В гости приезжает другой кандидат – Флор, серьёзный человек в возрасте. Несчастный отвергнут…
Вот Вадим просит невесту о «последней жертве»: ему срочно нужны деньги, а то убьют. И Юлии нужно просить денег у Флора, а тот не хочет помогать (её жениху) и, вообще, считает, что деньги – не женская забота. Женщина с деньгами – добыча для мошенников. Юлии приходится умолять. Получив деньги, она отдаёт их Вадиму, который ведёт себя как мошенник. Ещё и женится на другой!
В последний момент положение спасает Флор – женится на Юлии, требует деньги у Вадима. Заканчивается всё тем, что пристыженный Вадим решает, оставив попытки самоубийства, свататься к миллионерше.
Картинка или рисунок Последняя жертва
Другие пересказы и отзывы для читательского дневника
- Краткое содержание Войнич Овод
Вспыльчивый молодой человек, обившись на весь мир, инсценирует свою смерть. Ему даже не приходит в голову, как всё это переживут дорогие ему сердцу люди.
- Краткое содержание Шелли - Освобождённый Прометей
События происходят в горах Кавказ, там в ущелье - Прометей. Он прикован к скале цепями у него в ногах две дочери океана Пантея и Иона. Они со слезами слушают его стон и речь обращённую к Юпитеру, богу войны.
- Краткое содержание Последний дюйм (Отец и сын) Олдридж
Бен был хорошим летчиком и, налетав за свою жизнь много тысяч миль, он все еще испытывал удовольствие от полетов. Долгое время он проработал в Канаде, затем в Саудовской Аравии в нефтеэкспортной компании, которая вела разведку нефти по побережью Египта.
- Краткое содержание Сутеев Яблоко
Поздней осенью, когда на деревьях совсем не осталось листьев, по лесу гулял Заяц. На лесной опушке одиноко стояла яблоня, а на ней было яблоко. Ему так захотелось его сорвать, но это было не возможно, так оно высоко было
- Краткое содержание Даль Девочка Снегурочка
Жили на свете старик со старухой, и не было у них детей. Увидели они однажды, что соседские ребятишки снежки лепят, решили тогда старики себе ребенка слепить. Взяли комочек снега, занесли домой