Мир помнит Метерлинка прежде всего как автора детской сказочной феерии «Синяя птица», уже более ста лет триумфально идущей на сценах мира. Пьеса была впервые поставлена Московским художественным театром; эта постановка стала одним из знаковых событий века. История её создания удивительна и невероятна...
Театр и драматург
Кликнули меня;
Я вышел. Человек, одетый в чёрном,
Учтиво поклонившись, заказал
Мне Requiem и скрылся.
А.С. Пушкин. «Моцарт и Сальери»
Звонок в дверь прервал работу Метерлинка. Он вышел. Незнакомец сказал по-французски с русским акцентом: «Вот вам чек...» — и назвал сумму в несколько тысяч франков.
Метерлинк вспоминал: «...Моя пьеса «Синяя птица» исполнена по специальному заказу Московского художественного театра и представляет собой подлинную историю знаменитого театра. Ко мне явился незнакомец и сказал: «Напишите якобы фантастическую пьесу к десятилетнему юбилею Московского художественного театра. Это значит, что вы получите материал по истории нашего театра, воспользуйтесь этим материалом, не удаляясь от фактов действительности, но самые факты облеките в фантастические формы». ...Тильтиля и Митиль я создал из вдохновителей театра: господ Немировичей-Станиславских. Образ простодушной соседки Берленго, превращающейся затем в фею-волшебницу, переделан мною из некоего господина Морозова (меценат Савва Морозов), который и играл всё время роль доброго гения в отношении Xудожественного театра... Таким его и изображаю, изменив только пол. ...Название образовалось так. Очаровательный писатель Чехов дал Xудожественному театру свою пьесу «Чайка». Эта пьеса сделалась душой Xудожественного театра... Словом, я добросовестно старался изобразить историю Xудожественного театра, а как это я сделал — пусть судят другие» («Русское слово», 1908 г., октября 14-го, вторник).
Знал ли об этом тайном заказе Станиславский? Он вспоминал: «Метерлинк доверил нам свою пьесу по рекомендации французов, мне незнакомых». Два года неизданная рукопись «Синей птицы» «была в распоряжении Xудожественного театра, но спектакль показали лишь осенью 1908-го, в дни празднования десятилетия МXТ». Причём Станиславский, восхищаясь сказкой Метерлинка, отказался от стилистики детских феерий, проигнорировал все авторские ремарки и создал на сцене нечто «таинственное, ужасное, прекрасное, непонятное», чем жизнь окружает человека и что увлекало режиссёра в пьесе. Удивительно, но Метерлинк пришёл в восхищение и в письме Станиславскому в ноябре 1910 года написал: «Я знал, что обязан Вам многим, но не предполагал, что обязан всем». Спектакль, правда, он не видел, зато его посмотрела жена драматурга.
Судьба
Морис Полидор Мари Бернар Метерлинк родился в 1862 году, ровно полтора века тому назад. Писатель, драматург и философ, он стал лауреатом Нобелевской премии по литературе за 1911 год — «за многостороннюю литературную деятельность, и особенно драматические произведения, отличающиеся богатством воображения и поэтической фантазией». От рождения оказался на границе двух миров и культур: в благополучной процветающей семье, во фламандской провинции — в бельгийском городе Генте, в условиях наивно-уютного, старомодно-целомудренного быта, но в непосредственной близости от Франции и Парижа. Родной язык — французский.
По настоянию отца в Париже он изучал право и там увлёкся творчеством поэтов-символистов. Став первопроходцем в области «новой драмы», выдающимся теоретиком и драматургом европейского символистского театра, создал эстетическую теорию и издал её в книге «Сокровища смиренных». В творчестве часто обращался к библейским, сказочным и историческим сюжетам. Известность ему принесли пьеса-сказка «Принцесса Мален»; одноактные пьесы «Непрошеная», «Слепые»; драма «Пелеас и Мелисанда» — «драматургия молчания, намёков и недомолвок», так окрестили её критики.
В 1940-м Метерлинк бежал от германской оккупации в США, вернулся во Францию после войны в 1947-м; скончался в Ницце в 1949-м. Прожил 87 лет! Вот что значат хорошие гены, детство и юность среди полей, лесов и садов в мирной Фландрии.
Пчела, несущая мёд
Цветущий, полнокровный, истый фламандец, внешне он напоминал образы великого сына Фландрии Рубенса, а по характеру — пылкого, остроумного и жизнелюбивого героя легенд его родины Тиля Уленшпигеля, победителя во множестве приключений «забавных, отважных и достославных во Фландрии и иных странах». Мир казался ему цветущим садом, о котором Метерлинк рассказал в книгах о пчёлах, муравьях, термитах и о разуме цветов. В этом всепланетном саду сам Метерлинк жил, словно воспетая им пчела: ему дано было собирать душистый мёд надежд и оправданий, и он до конца исполнил своё назначение. Пчела, несущая мёд, не может выпустить жало. Писатель с сознанием счастья не может порицать и хулить. Его биограф Николай Минский заметил: «Глаза Метерлинка, ослеплённые светлыми видениями грядущего, не замечают мимолётных туч настоящего. Но, может быть, прав поэт: его видения покажутся явью и истиной в будущем».
Многих удивляет появление сложного мыслителя Метерлинка во Фландрии, ведь бельгийский народ, по сложившемуся в Европе мнению, в основном якобы всегда состоял из трудолюбивых и честных материалистов без высших духовных потребностей. Однако Метерлинк, сравнивая жертву Бельгии для спасения цивилизации с величайшими подвигами древности, доказывает, что бельгийцы превзошли всех известных героев: «Бельгийцы знали, что, преграждая дорогу нашествию варваров (война с германскими племенами франков в V веке. — Авт.), они неизбежно приносят в жертву свои очаги, жён и детей. Отказываясь от борьбы, они могли всё выиграть и ничего не терять — кроме чести. История знала отдельных людей, жертвовавших ради чести своею жизнью и жизнью близких. Но чтобы целый народ сознательно принёс себя в жертву ради невидимого блага — этого никогда нигде не было». Мир увидел душу Бельгии, вышедшую из огня испытаний самоотверженной и бесстрашной. Душа бельгийского народа сказалась в гении Метерлинка. Что у народа на уме, то у поэта на языке.
Волшебная шапочка
Более века «Синяя птица» остаётся единственной пьесой в мире, которая глубиной замысла поднимает детей до понимания самых сложных истин, а яркостью формы позволяет взрослым взглянуть на мир детскими глазами. Сколько поколений детей пели: «Мы дружной вереницей идём за Синей птицей»?.. Сказка не знает возраста. Она живёт в вечности. Впрочем, может быть, всё-таки пьеса Метерлинка изначально была написана для взрослых? Дети захватили её позднее и не отпускают поныне.
В этой сказке — мудрость апостола Павла: «Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом». Горделивая мудрость, исходящая из человеческого разума, ничтожна. Подлинная «мудрость, сходящая свыше, во-первых, чиста, потом мирна, скромна, послушлива, полна милосердия и добрых плодов, беспристрастна и нелицемерна». По-детски, пожалуй... Но так ведь и есть.
Собственно «Синяя птица» есть символ счастья, которое герои ищут повсюду, в прошлом и будущем, в царстве дня и ночи, не замечая, что это счастье — у них дома.
В ночь под Рождество брата и сестру, Тильтиля и Митиль, посещает фея Берилюна. Внучка феи больна, спасти её может только таинственная Синяя птица. Чем же больна девочка? «Ей хочется быть счастливой». Фея отправляет детей на поиски Синей птицы — птицы счастья. В помощь Тильтилю фея даёт волшебную шапочку, которая позволяет видеть невидимое, то, что скрыто от обычных глаз, а доступно только глазам сердца: души Молока, Xлеба, Сахара, Огня, Воды и Света, а также Пса и Кошки. Освобождённые детьми души — символы добра и зла, отваги и трусости, любви и фальши — идут с героями сказки. Одни с радостью приходят детям на помощь, другие (Кошка и Ночь) пытаются помешать...
В поисках счастья
Дети попадают в Страну Воспоминаний, где встречают уже покинувших этот мир. Потом они оказываются во дворце Царицы Ночи, хранительницы всех тайн Природы; в Царстве Будущего, где обитают души тех, кому только предстоит родиться; в Садах Блаженств — пристанище человеческих желаний, от самых низменных до самых возвышенных, и оказывается, что кроме Блаженства Утолённого Тщеславия есть ещё Великая Радость Быть Справедливым и Великая Радость Созерцать Прекрасное.
В Стране Воспоминаний дети узнают: «Мёртвые, о которых помнят, живут так же счастливо, как если бы они не умирали». А во Дворце Ночи перед детьми открываются неразгаданные тайны Природы. Но им-то хочется Счастья, Блаженства! Только... кто бы мог подумать?! В волшебных Садах Блаженства есть вредные Блаженства, от которых надо спасаться: Блаженство быть внезапным, Ничего не знать, Спать больше, чем нужно... Дети учатся видеть и чувствовать другие, прекрасные и добрые Блаженства: Блаженство быть ребёнком, Блаженство быть здоровым, Дышать воздухом, Любить родителей, Блаженство Солнечных Дней, Дождя... А ещё есть Великие Радости: Быть Справедливым, Добрым, Радость думать, Радость Завтрашней Работы и Материнской Любви...
Когда в финале сцены Лазоревого царства МXТ навстречу ещё не родившимся душам из неведомой глубины вдруг раздавался «радостный хор матерей», у зрителей «слёзы сжимали сердце».
Царство Будущего в пьесе — это гимн человеку и Времени, будущим изобретателям, учёным, философам, которые осчастливят человечество, которым ещё только предстоит родиться. Так где же Синяя птица, в далёком будущем?
Вернувшись в финале пьесы домой, Тильтиль находит её... у себя в комнате: это простая горлица в клетке. «Да ведь это моя горлица! — восторженно кричит Тильтиль. — Да ведь, когда я уходил, она была не такая синяя!.. Да ведь это же и есть та Синяя птица, которую мы искали!.. Мы за ней в этакую даль ходили, а она, оказывается, здесь!..» Тильтиль отдает горлицу соседской девочке, и та выздоравливает. А соседка-то сама удивительно похожа на фею Берилюну! Вот так брат и сестра находят истинное счастье — в добрых делах, простых блаженствах и радостях. Вот так по-детски бесхитростна «мудрость, сходящая свыше».
Во многих древних культурах счастье принимало образ птицы. Его трудно поймать и ещё труднее удержать. Все синие птицы, которых находит Тильтиль, при свете дня теряют свою волшебную синеву, и он вынужден продолжать поиски. «Цвет небесный, синий цвет» зовёт героев в нелёгкий путь. «Той единственной Синей птицы, которая выносит дневной свет, ты ещё не поймал... Она улетела куда-нибудь ещё... Но мы её отыщем», — говорит Тильтилю Душа Света после очередной неудачи. Поход Тильтиля и его сестры Митиль за Синей птицей оказывается поиском пути к самому себе, к тому, каким должен стать человек. А поиск этот бесконечен. Ибо, как говорил Пифагор: «Не гоняйся за счастьем: оно всегда находится в тебе самом».
«...Как детский сон»
Удивительно, сколько событий произошло после премьеры «Синей птицы»в МXТ: спектакль пережил Первую мировую войну, революцию, Гражданскую войну, коллективизацию, индустриализацию, 1937 год. Удивительно, но Сталин видел её и не снял. И потом марксисты не подстрелили её. «Синяя птица» пережила Вторую мировую, перестройку, лихие девяностые и осталась живой.
Славу первого спектакля разделили по справедливости режиссёр Константин Станиславский, композитор Илья Сац и художник Владимир Егоров, сценография которого во многом перешла даже в фильм 1976 года. Станиславский задал тон на многие годы: «Синяя птица должна быть наивна, проста, легка, жизнерадостна, весела и призрачна, как детский сон, и вместе с тем величава». Он, задумав показать на сцене МXАТа души и божества потустороннего мира, наполнил спектакль невероятными для того времени трюками: герои отламывали себе пальцы, которые вырастали вновь; под покровом ночи танцевали тарелки; оживали молоко, хлеб, огонь, вода.
Особое внимание режиссёр уделил костюмам и гриму, которые играли важнейшую роль в создании сказочных образов и остались почти неизменными до сего дня. Люди любого возраста, которым когда-либо посчастливилось увидеть этот спектакль, благодарно помнят его всю жизнь. Артист Алексей Баталов утверждает: «Ничего детского, кроме «Синей птицы», я в своей жизни не видел». Анонимный зритель написал однажды в книге отзывов театра МXАТ: «Когда все кругом говорят о выгоде, Морис Метерлинк осмеливается говорить о важном. А иначе невозможно дышать»
Кстати
Метерлинк как-то заметил: «Обыкновенно нам не хватает не самого счастья, а умения быть счастливым». И ещё: «Человечество создано для того, чтобы быть счастливым. Надеюсь, наступит день, когда все будут счастливы и мудры». Сам Метерлинк был счастливым.
«Синяя птица». Трилогия по пьесе М. Метерлинка и воспоминаниям Алефтины Константиновой и Владимира Коренева.
Электротеатр СТАНИСЛАВСКИЙ (Москва).
Режиссер Борис Юхананов, художник Юрий Хариков
Никогда не путешествуйте с мертвецом.
У. Блейк и Дж. Джармуш
Ситуация, когда в театр приходит новый художественный руководитель и ставит спектакль, который он посвящает этому театру, стремясь обозначить свою программу, уже имела место быть в Петербурге. Это, конечно, «Алиса» Андрея Могучего в БДТ. Только у Бориса Юхананова вместо падения в глубь кроличьей норы — путешествие за синей птицей в трех вечерах. Как путешествие в загробный мир и обратно и как ритуал перехода. Историю бывшего Драматического театра им. К. С. Станиславского он «читает» словно некую «книгу мертвых».
Проводниками становятся корифеи театра — супружеская чета Владимир Коренев и Алефтина Константинова, одновременно выступающие за Тильтиля и Митиль.
Погружая свою героиню — Алису, Алису Бруновну Фрейндлих — в театральную страну чудес, Могучий оперировал исключительно образами и легендами БДТ. Реалии человеческой биографии поверялись и подменялись образами сыгранных когда-то ролей. В его композиции каждый образ был двойственным, а то и тройственным, многократно отраженным и преломленным «кривым зеркалом» театра: сквозь образы Кэрролла светились образы ролей и имиджевые «маски» артистов, а за ними теплилось человеческое. Оттого и художественный результат был пусть и вторичным, но не противоречивым.
Борис Юхананов получил в наследство не столько театр-легенду, сколько театральную труппу с легендарной репутацией «пожирателей» главных режиссеров.
Сразу скажу, в «Синей птице» сцепление личного и художественного планов в большей степени механическое. Владимир Коренев и Алефтина Константинова то действуют как Тильтиль и Митиль в обстоятельствах сказки Метерлинка и окружении сюрреалистических поп-артовских образов, то выступают от собственного лица, рассказывая истории из своей личной или художественной биографии, а то и разыгрывают целые сцены из спектаклей, сыгранных 50 лет назад в театре-которого-уже-нет. А молодые коллеги иллюстрируют эти истории образами разной степени художественного достоинства.
Швы между этими планами как-то даже нарочито выставлены напоказ, обозначая двойственную задачу, поставленную режиссером.
Каждый из трех вечеров сделан с преобладанием каких-то определенных жанровых задач, определенной тональности. Первый, «Путешествие», — самый насыщенный, чистая феерия и выставка достижений «сюрреалистического хозяйства». Второй, «Ночь», — прозрачный и медитативный — ритуал, протекающий на фоне величественно-безжизненного лунного пейзажа. Третий, «Блаженство», самый противоречивый, слеплен из того, что не вошло в первые два, и тяготеет к шоу, варьете. Ад представлен в виде цирка, «блаженства» вываливаются на арену в пушистых полиэстеровых костюмах, как персонажи незатейливого утренника.
Модернизированный сюжет «Синей птицы» подробнейшим образом изложен в либретто. Поэтому обозначу только завязку: постаревшие Тильтиля и Митиль засыпают в салоне Боинга 777 (модель в разрезе практически в натуральную величину представлена на сцене), Душа света — стюардесса поправляет им пледы, все дальнейшее — их сон…
Сцены из спектакля. Фото О. Чумаченко
Как и в любой феерии, здесь торжествуют художественное беззаконие и фантазия. По сцене степенно разгуливают гигантские вороны, отдаленно похожие на синих вреднючек из «Желтой подводной лодки», изредка оглашая ее хриплым карканьем. Бабушка и дедушка Тильтиля и Митиль представлены в виде несколько заторможенных, но зато вечно юных богов-олимпийцев. У каждой из душ вещей свой пластический «выход», аранжированный, как в театре Но, и соответствующим образом озвученный музыкально. Когда В. Коренев вспоминает про съемки «Человека-амфибии», на экране показывают кадры подводного мира из фильма (экзотические красоты которого, как известно, снимались в аквариуме — за бедностью черноморской флоры и фауны), а по залу над головами зрителей проплывают, шевеля хвостами, гигантские рыбины. Живой план постоянно сопрягается с изобретательной видеографикой и озвучен настоящим живым оркестром, расположенным, будто на церковных «хорах», на балконе, за спинами зрителей, отчего музыка Дмитрия Курляндского чудесным образом обволакивает весь зал.
Центральный дуэт, в зависимости от ситуации, то старательно играет малышей во фланелевых пижамках (особенно преуспел Коренев, подсюсюкивая и используя весь арсенал дефектов речи), то выступает от первого лица, но тоже — в манере, чем-то напоминающей творческий вечер на канале «Россия».
Коснусь лишь того, как представлены некоторые из эпизодов. Те, где рассказ и образ, им спровоцированный, вступают в интересную «химическую реакцию».
Так, в одной из первых сцен-сновидений Алефтина Константинова вспоминает о том, как в годы войны, ее, шестилетнюю девочку, и маму гнали в Германию. Обоз был расстрелян, мама погибла, и дальше девочку воспитывала бабушка. В какой-то момент рассказа героиню окружают гигантские елочные ретро-игрушки: здесь и снегурочка, и огромная ватная птичка, и пара позолоченных солдат в ушанках, которые целятся в нее… Образ детства как чего-то волшебного и опасного (яркого, но нечеткого) пронизан ощущением угрозы, дан как в непосредственном чувственном восприятии, так и в преломлении восприятием ребенка рассказов старших участников событий.
Не менее чудесную метаморфозу претерпевает рассказ Коренева об отце, красавце-адмирале, герое войны и любимце женщин, знавшем «Онегина» наизусть и выучившем за полтора месяца китайский язык в разговорном объеме. «Сон Татьяны», стилизованный в духе китайской оперы и исполненный русской чтицей — Татьяной с насурьмленными бровями и китайским переводчиком-медведем (он же Онегин), звучит взволнованно и страстно и аранжирован «бегущей строкой» комикса под старинную черно-белую миниатюру.
Густая культурологическая окрошка из оживших цитат не дает зрителям заскучать. Незатейливые (прямо скажем) рассуждения Владимира Коренева о преимуществах творческого метода Феллини («он дает надежду!») перед методом Тарковского вызывают к жизни двух — буквально — «светочей» мирового кинематографа с лампочками на том месте, где полагается быть голове. Анимированный Достоевский мечет молнии из глаз, будто языческий Перун, в то время как колоритный черт на пружинных ногах и с мохнатым загривком охаживает кнутом Наполеона, а могильщики в ватниках цитатами из «Гамлета» комментируют происходящее. Не говоря уж о том, что смерть и загробный мир на протяжении трех вечеров представлены в самом разнообразном виде — от уже упомянутых могильщиков до египетского пантеона богов на фоне игрушечного кремлевского мавзолея.
Сцены из спектакля. Фото В. Луповского
А теперь я скажу очень опасную и, возможно, несправедливую вещь. Какое бы эффектное «платье» ни шил Борис Юхананов, факт остается фактом: короли — голые. И в художественной «оправе» образа, и когда пытаются донести со сцены истории из своей жизни. Рассказы Константиновой звучат более искренно, а у Коренева обернуты в жирный слой театральных баек и анекдотов, но погоды эта разница не делает.
Как ни крути, выходит, что в жизни Владимира Коренева нет более яркого воспоминания, чем съемки «Амфибии», и их эхо — длиною в жизнь. Самым пикантным «романом» оказываются письма поклонницы, в каждом из которых она присылала кусочек фото своего обнаженного тела… В какой-то момент женщина-коллаж в обтягивающем трико появляется на сцене, вылезая прямиком из гигантского конверта и танцуя соблазнительный танец. И когда в тот же конверт она уводит за собой Владимира Коренева, старика с нечеткой дикцией, в этом есть что-то щемящее…
Оказывается, что в жизни Алефтины Константиновой были большие роли, но, увы, «реконструкция» «Чайки» в том виде, в каком нам ее показывают — с патетическими восклицаниями и заламыванием рук, — не выдерживает никакой критики. А про давние спектакли сказать, в сущности, нечего, кроме того, что они были «замечательные».
Сцены из спектакля. Фото В. Луповского
Так же нечего сказать и про август 1991 года. Среднестатистический набор эмоций людей, проведших 19 августа у экрана телевизора и переживавших за дочь, уехавшую в Москву, приходится расцвечивать танцами БТРов под «Лебединое озеро».
Ни одна из этих историй как не поддается мифологизации, так и не дает сокровенного знания о человеке.
Все усилия, кажется, брошены на то, чтобы представить свою жизнь — на сцене и вне ее — в самом что ни есть мещански-пристойном виде. Жизнь, в которой никто и никогда не изменил «ни жене, ни отечеству», с честью преодолевая все искушения и соблазны, от А. Вертинской до полного барака пылких ивановских ткачих, где нашему герою в двадцатилетнем возрасте пришлось провести ночь во время концертного «чёса».
Самое больше потрясение: когда Коренев пылко говорит о том, что «в нашем театре не было ни интриг, ни подсиживаний, мы, актеры, позаботились об этом», он говорит со всей искренностью и верой, на какую только способен.
Сцены из спектакля. Фото В. Луповского
Вот и выходит: что жизнь, что роли, что история театра — сплошной фейк, аберрации и подмены непрочной человеческой памяти. И порою человеческая жизнь куда длиннее театральной…
Что мы имеем в остатке.
«Окружение» обыграло королей. «Синяя птица» стала парадом боевой мощи «Электротеатра», всей его материально-технической и художественной базы. И я не иронизирую, а честно говорю про ансамблевость, музыкальность, спетость, станцованность и — главное — мультивосприимчивость молодой части труппы, в короткие сроки освоившей китайский и японский языки, шаманское горловое пение и — под началом представителя великого клана Кавамура — основы театра Но, причем не формально, а со всей его ритуальной строгостью и внутренним сосредоточением.
В. Афанасьев (Рудаков), А. Константинова (Алла).
Фото В. Луповского
Амбиции старейшин, купающихся во внимании на протяжении трех вечеров, удовлетворены.
Трудно недооценить степень режиссерского лукавства Бориса Юхананова, равно удовлетворившего аппетиты ветеранов труппы и закатившего пышные проводы бывшему Театру им. Станиславского. Заклинание духов старого театра, их ублажение и последующее изгнание можно считать выполненным.
Вот только скажите: одной ли мне показалось, что, когда в сцене с бабушкой и дедушкой Тильтиля и Митиль героев укладывают на деревянный стол, чтобы проверить, как выросли «дети», с них снимают мерки для гроба?
Если не только мне, значит, этических вопросов к спектаклю больше, чем эстетических.
Спектакль на все времена - во МХАТе имени Горького сегодня отмечают столетие легендарной "Синей Птицы". Это единственная постановка Станиславского, дожившая до наших дней в своeм первозданном виде. Декорации, костюмы, музыка - такие же, как в прошлом веке. А в зале - по-прежнему неизменный аншлаг.
Репортаж Марии Торлоповой.
Память о лучших спектаклях МХАТа бережно хранят в музее, в Камергерском переулке. Здесь и костюмы, и реквизит и даже фрагменты декораций. Легендарной "Синей птице" посвящена лишь крохотная часть экспозиции, но это не потому, что показывать нечего. Дело в том, что все оригинальные костюмы, декорации и реквизит сейчас на сцене, в действующем спектакле МХАТа имени Горького.
Константин Станиславский долго ломал голову, как сделать спектакль волшебным. Однажды он зашел ночью в спальню к своим детям и увидел, как по переулку едет карета. Свет от фонаря упал на стену и осветил тень. Так появилась целая сцена "ночь". А композитор Илья Сац, чтобы написать музыку Воды, провел целый день на крыше под дождем.
Маргарита Юрьева, народная артистка России: "Всегда в человеке, особенно в актере, должна быть сказка внутри. Это волшебство какое-то, фантазия, то, что есть в детях".
"Синюю птицу", как самое дорогое сокровище, одно поколение мхатовцев передает другому. На этом спектакле выросли Алексей Баталов, Николай Озеров, Евгения Добровольская. "Синяя птица" была для них счастливым билетом в театральную жизнь.
Евгения Добровольская, народная артистка России: "У меня была встреча с замечательными артистами МХАТа, вот того поколения. Константин Градополов, Сахар наш замечательный. И мы были в этом спектакле детьми".
Спектакль ни разу не исчезал из репертуара. Но после того, как МХАТ перевели на хозрасчет, в день играли по две "Синих птицы", чтобы сэкономить. Тогда из постановки убрали две картины - она стала короче. Но осталась такой же волшебной.
Мария Павлова, Наталья Медведева, актрисы МХАТа им. Горького, исполнительницы ролей Митиль и Тильтиля: "У нас было много накладок всяких, клетка не пролезала, алмаз не зажигался. Но все это уже отрегулировали. И сейчас играем с удовольствием! Потому что когда ты играешь и слышишь, как замирают голоса детишек - это дорогого стоит!"
Эту философскую сказку писали и ставили для взрослых. О чем плачет душа собаки, почему умершие просят чаще их вспоминать, и где прячется загадочная Синяя птица, дети, может, и не до конца понимают. Но все до одного мечтают увидеть "Синюю птицу" снова.
Лариса Жуковская, актриса МХАТа им. Горького: "Это необычный спектакль. Он бессмертен, он поставлен бессмертным режиссером Константином Станиславским. Этот спектакль будет идти вечно. Пока жив театр, он будет идти!"
За сто лет на сцене спектакль сыграли более пяти тысяч раз. В театре говорят - Синей птице впору стать символом МХАТа наравне со знаменитой чайкой.
Анатолий Королев, писатель, специально для РИА-Новости.
В эти дни российский театр отмечает необычную дату, - столетие со дня постановки Константином Сергеевичем Станиславским спектакля «Синяя птица». Это единственная пьеса, поставленная великим реформатором на сцене МХАТа, которая дошла до наших дней (сейчас этот спектакль идет на сцене театра МХАТ им. Горького, под руководством Т. Дорониной). И хотя, разумеется, за минувшие годы постановка сильно изменилась, обновились декорация и костюмы, сменился рисунок ролей, главное - в сказке Метерлинка уцелела тайна, сохранился дух постановки. Так с годами сохраняется и крепнет аромат коньяка.
По сути, перед нами чудо.
Ни одна из жемчужин Станиславского не дошла до нас, а этот бриллиант уцелел. Пожалуй, только одна «Принцесса Турандот», поставленная в 20-е годы Вахтанговым, может соперничать с шедевром Станиславского по продолжительности существования на сцене.
У тайны столь долгого успеха есть несколько отгадок.
Чаще всего Станиславский был очень серьезен, репетиции растягивались на годы. Каждая мизансцена проверялась сотни раз. Подобно ювелиру, режиссер всматривался в сцену, как в грани алмаза во время огранки, а тут вдруг великий труженик взял паузу.
«Время от времени следует
Выпить стаканчик Клико!»
Для него это был - цитирую - «мой отдых, моя шутка, которая изредка необходима артисту. Во французской шансонетке поется… (читай выше)».
Отчасти эта история напоминает случай с молодым Стивенсоном, который долго не мог расписаться и сочинял унылые философские романы, которые никак не мог дописать до конца, и вдруг издатель предложил написать ему что-нибудь легкое, приключенческое, для подростков. Для мальчишек?! дрогнул Стивенсон и, вернувшись домой, залпом написал свой первый шедевр «Остров сокровищ». Почему залпом? Потому что освободился от тяжкого груза первоначальных установок писать серьезно.
Итак, решившись почти пошалить, выпить стаканчик Клико, создать спектакль для детей Станиславский сначала решил съездить к самому автору, к Морису Метерлинку во Францию, который жил тогда в 6 часах езды от Парижа.
Я (вспоминает Станиславский) собрался в путь по-русски: с множеством свертков и всяких подарков. Записал на манжете пышное приветствие…
Но, увы, на вокзале его никто не встретил, и, как на грех, на перроне не оказалось ни одного носильщика. С охапкой свертков Станиславский направился к стоянке авто, где толпились шоферы. Тут у него потребовали билет, как это принято на Западе. Свертки разлетелись. И тогда какой-то бравый шофер в сером пальто и шоферской фуражке кинулся собрать вещи. Спросил по-французски: месье Станиславски? Усадил в машину и помчал на страшной скорости.
Напуганный скоростью, Станиславский сидел, не говоря ни слова, и только через полчаса решился спросить у шофера: как поживает господин Метерлинк?
Метерлинк? - воскликнул шофер удивленно, - я и есть Метерлинк!
Станиславский всплеснул руками, и оба долго и громко хохотали.
Этот неожиданный реприманд и стал заглавной буквой для дальнейшей работы Станиславского, который всегда не мог без смеха вспоминать свое знакомство с Метерлинком. В спектакль проникла улыбка, ирония, и ее вечные спутники - печаль и меланхолия.
Отпустив вожжи, Станиславский сделал работу легко и непринужденно. Он позволил актерам даже импровизировать, а сам сосредоточился на изобретении волшебства. Он не захотел ставить просто детскую сказочку, а стал сочинять волшебную притчу о расширении пространства, о путешествии детей за пределы мира, к тайнам бытия.
В этой установке ему помог черный бархат.
Станиславский впервые решил попробовать магию этой ткани, которая - стоит только накрыть вещь ли, актера ли, куском черного бархата - делает предметы незримыми. Бархат придал сцене вид таинственной пропасти, которая прячется за обыкновенным набором предметов: за столом, за кроватью, за кадкой для теста, за огнем в очаге.… Из торжественной игры в невидимки и родилась та божественная сутолока чудес, которая придала спектаклю удивительное очарование ночи и прелесть рассвета, который до сих пор сохранил чистоту бриллианта и блеск огранки и озарил нас лучами волшебства.
Премьера состоялась осенью 1908 года.
Художником постановки был замечательный мастер В. Егоров.
Музыку сочинил композитор И. Сац.
Сестру и брата, Митиль и Тильтиль играли А.Коонен и С. Халютина.
Роль Кота исполнил великий И.Москвин. Верного и глуповатого Пса сыграл В.Лужский, пышный Хлеб - В.Грибунин, ломкий Сахар - А.Горев а роль феи исполнила М.Лилина.
Сказка имела оглушительный успех и у детей и взрослых.
Критик отмечал, «что у зрителей слезы сжимали сердце».
Совершенство работы, сделанной Станиславским легко без изнурения с блеском в духе Моцарта, и обеспечило «Синей птице» ту беспрецедентно долгую жизнь, столетие которой сегодня и отмечает российский театр.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
Внук народного артиста собрался жениться и скоро сделает его прадедушкой
В обновленном Драматическом театре имени Станиславского, теперь - электротеатре «Станиславский», новый худрук Борис ЮХАНАНОВ представил первую премьеру. Спектакль-феерия «Синяя птица» по пьесе МЕТЕРЛИНКА идет три вечера подряд. На основе известной сказки разворачивается судьба Тильтиля и Митиль, которых играют Владимир КОРЕНЕВ и его жена Алла КОНСТАНТИНОВА. Спектакль наполнен личными воспоминаниями актерской пары: детство, юность, приход в театр, сцены из сыгранных когда-то постановок, воспоминания о коллегах. Это настоящий бенефис корифеев сцены.
- Владимир Борисович, вы пришли в Театр имени Станиславского в начале 60-х при Михаиле Яншине.
Михаил Михайлович увидел меня в учебном театре в дипломном спектакле. Он собрал роскошный коллектив, и наш театр в шутку называли филиалом Театра киноактера. Потому что в труппе были Евгений Весник , Евгений Урбанский , Евгений Леонов , Лиля Гриценко . Яншина все в театре обожали. Когда он уезжал с МХАТом, где служил как артист, на зарубежные гастроли, всем привозил подарки: кому галстук, кому авторучку, кому брелок - всем, включая гримеров и рабочих сцены. Михаил Михайлович прописал у себя в квартире актрису. Тогда ведь невозможно было работать в столице, не имея прописки, и Яншин прописал у себя чужого человека. По тем временам очень неординарный и человечный поступок.
- Чем еще вам запомнился Михаил Михайлович?
Любил вкусно поесть, но ему было нельзя, он всю жизнь страдал от избыточного веса. А в нашем театре был буфет на уровне ресторана. И худрук периодически ложился в Институт питания на лечение, а потом снова набирал вес в буфете. Но Яншин не был этаким добрячком, как может показаться. Имел твердые взгляды, которые не боялся отстаивать. Например, ему не раз пеняли на то, что поддерживает отношения с диссидентами. Еще у него была страсть - бега. Половина построенного на ипподроме была наверняка возведена на те деньги, что он проиграл. Он даже актрису одну взял в труппу, потому что ее отец - жокей. Михаил Михайлович думал, что тот будет ей говорить, на какую лошадь ставить. Но этого не произошло.- Правда, что однажды зрители чуть не сорвали спектакль, когда увидели вас на сцене, то есть живого Ихтиандра из «Человека-амфибии»? - Да, это произошло на гастролях в Куйбышеве. Мне в спектакле «Дни Турбиных» дали маленькую роль юнкера, всего в несколько слов. Но едва я вышел, в зале поднялись овации. И меня с этой роли сняли.
Вы с женой, актрисой Аллой Константиновой, и учились вместе, и всю жизнь в театре вместе. Вам это никогда не мешало?
Раньше, может быть. А с годами я понял, что такое родной человек. Я скучаю без нее и должен ее видеть постоянно. Алена - актриса замечательная, и я всегда радовался ее успехам. А сейчас в «Синей птице» как она играет две сцены из «Чайки» - уровень высочайший. А потом, мужчина и женщина в театре - это разное, тут нет соперничества.Я считаю, что простые человеческие радости - семья, здоровье, друзья - это и есть счастье.- Ну, это вы сейчас так говорите, а в молодости наверняка амбиции были большие. - У меня не было честолюбия, и я никогда ни с кем не соревновался. В искусстве не надо становиться ни за кем в очередь. Главное, что каждый вечер, когда выходишь на сцену, у тебя праздник.
- А было такое, что вы заработали кучу денег и не знали, как их потратить?
Однажды я снялся в Ялте в одной картине, получил большой гонорар и решил: пойду в знаменитый ресторан «Ореанда» и закажу самое дорогое блюдо. Оказалось, что оно стоит 38 рублей. При этом зарплата у меня была 85. Блюдо называлось «кокотбардолес». Официантка как-то двусмысленно на меня посмотрела и принесла крошечную серебряную кокотницу с крышечкой. Там оказались... сосиски в томатном соусе. Она пояснила, что этот испанский соус очень сложно готовится. Ну ладно, попался я как идиот. Надо было как-то отыграться. Пришел в киногруппу к себе и похвастался, как шикарно отобедал в «Ореанде», заказав самое дорогое блюдо. На следующий день десять идиотов пришли в ресторан и тоже заказали «кокотбардолес». Надо было видеть лицо официантки! Но побить меня друзья не успели, я вечером уехал в Москву.
- Это было давно. А вообще вы покупали жене дорогие вещи: шубу, драгоценности?
Конечно, у нее же, кроме меня, никого нет. Но когда мы поженились, жили в декорационном сарае при театре, у нас ничего не было.- Но вы же москвич. Могли бы привести супругу к родителям. - Хотел быть самостоятельным. Жена воспитала меня. Я стал зарабатывать, стал профессором.
Ваша дочь играет с вами в театре, а мы все ждали, когда вырастет ваш внук и будет Коренев номер два, ведь он на вас очень похож. Но Егор, кажется, в артисты не пошел?
Не хочет, и, может быть, хорошо. Учится в Высшей школе экономики на втором курсе. У него в этом смысле голова работает. Он меня учит, как машину продать, но я не продаю, а поступаю, как у Пушкина в «Евгении Онегине»: Онегин «читал Адама Смита и был глубокий эконом», а «отец понять его не мог и земли отдавал в залог».
- Внук живет, наверное, отдельно от вас? - Да, отдельно и собирается жениться. Вот это и есть счастье - продолжение рода. Я профессией никогда не мерил счастье.
- Вы уверенный в жизни человек?
Нет, сомневающийся. Я всегда готов к самому худшему, поэтому я спокоен. Во-первых, не умею радоваться, не научили меня. Праздники не люблю, не знаю, чем заняться. Не люблю большие залы и множество людей. Петр Первый спал в шкафу. Он тоже ценил маленькие пространства.- А к путешествиям как относитесь? - Обожаю свою дачу. Люблю вкусно поесть, сам приготовить. Сосед у меня там хороший, мы с ним устраиваем пикники. Люблю готовить лагман, плов. Научился на гастролях.- А ритуал плова соблюдаете? Сначала обжарить шкварочки и выпить по стопочке... - Обязательно! У меня же целая полка интересных кулинарных книжек.