Морской царь и Василиса Премудрая - Русская народная сказка - Русские сказки
Морской царь и Василиса Премудрая
За тридевять земель, в тридесятом государстве жил-был царь с царицею; детей у них не было. Поехал царь по чужим землям, по дальним сторонам, долгое время домой не бывал; на ту пору родила ему царица сына, Ивана-царевича, а царь про то и не ведает.
Стал он держать путь в свое государство, стал подъезжать к своей земле, а день-то был жаркий-жаркий, солнце так и пекло! И напала на него жажда великая; что ни дать, только бы воды испить! Осмотрелся кругом и видит невдалеке большое озеро; подъехал к озеру, слез с коня, прилег на землю и давай глотать студеную воду. Пьет и не чует беды; а царь морской ухватил его за бороду.
Пусти! - просит царь.
Не пущу, не смей пить без моего ведома!
Какой хочешь возьми откуп - только отпусти!
Давай то, чего дома не знаешь.
Царь подумал-подумал... Чего он дома не знает? Кажись, все знает, все ему ведомо, - и согласился. Попробовал - бороду никто не держит; встал с земли, сел на коня и поехал восвояси.
Вот приезжает домой, царица встречает его с царевичем, такая радостная; а он как узнал про свое милое детище, так и залился горькими слезами. Рассказал царевне, как и что с ним было, поплакали вместе, да ведь делать-то нечего, слезами дела не поправишь.
Стали они жить по-старому; а царевич растет себе да растет, словно тесто на опаре - не по дням, а по часам, - и вырос большой.
“Сколько ни держать при себе, - думает царь, а отдавать надобно: дело неминучее!” Взял Ивана-царевича за руку, привел прямо к озеру.
Поищи здесь, - говорит, - мой перстень; я ненароком вчера обронил.
Оставил одного царевича, а сам повернул домой.
Стал царевич искать перстень, идет по берегу, и попадается ему навстречу старушка.
Куда идешь, Иван-царевич?
Отвяжись, не докучай, старая ведьма! И без тебя досадно.
Ну, оставайся с богом!
И пошла старушка в сторону.
А Иван-царевич пораздумался: “За что обругал я старуху?” Дай ворочу ее; старые люди хитры и догадливы! Авось что и доброе скажет”. И стал ворочать старушку:
Воротись, бабушка, да прости мое слово глупое! Ведь я с досады вымолвил: заставил меня отец перстень искать, хожу-высматриваю, а перстня нет как нет!
Не за перстнем ты здесь: отдал тебя отец морскому царю; выйдет морской царь и возьмет тебя с собою в подводное царство.
Горько заплакал царевич.
Не тужи, Иван-царевич! Будет и на твоей улице праздник; только слушайся меня, старуху. Спрячься вон за тот куст смородины и притаись тихохонько. Прилетят сюда двенадцать голубиц - все красных девиц, а вслед за ними и тринадцатая; станут в озере купаться; а ты тем временем унеси у последней сорочку и до сих пор не отдавай, пока не подарит она тебе своего колечка. Если не сумеешь этого сделать, ты погиб навеки; у морского царя кругом всего дворца стоит частокол высокий, на целые на десять верст, и на каждой спице по голове воткнуто; только одна порожняя, не угоди на нее попасть!
Иван-царевич поблагодарил старушку, спрятался за смородиновый куст и ждет поры-времени.
Вдруг прилетают двенадцать голубиц; ударились о сыру землю и обернулись красными девицами, все до единой красоты несказанной: ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать! Поскидали платья и пустились в озеро: играют, плещутся, смеются, песни поют.
Вслед за ними прилетела и тринадцатая голубица; ударилась о сыру землю, обернулась красивой девицей, сбросила с белого тела сорочку и пошла купаться; и была она всех пригожее, всех красивее!
Долго Иван-царевич не мог отвести очей своих, долго на нее заглядывался да припоминал, что говорила ему старуха, подкрался тихонько и унес сорочку.
Вышла из воды красная девица, хватилась - нет сорочки, унес кто-то; бросились все искать: искали, искали - не видать нигде.
Не ищите, милые сестрицы! Улетайте домой; я сама виновата - недосмотрела, сама и отвечать буду.
Сестрицы - красные девицы ударились о сыру землю, сделались голубицами, взмахнули крыльями и полетели прочь. Осталась одна девица, осмотрелась кругом и промолвила:
Кто бы ни был таков, у кого моя сорочка, выходи сюда; коли старый человек - будешь мне родной батюшка, коли средних лет - будешь братец любимый, коли ровня мне - будешь милый друг!
Только сказала последнее слово, показался Иван- царевич. Подала она ему золотое колечко и говорит:
Ах, Иван-царевич! Что давно не приходил? Морской царь на тебя гневается. Вот дорога, что ведет в подводное царство; ступай по ней смело! Там и меня найдешь; ведь я дочь морского царя, Василиса Премудрая.
Обернулась Василиса Премудрая голубкою и улетела от царевича.
А Иван-царевич отправился в подводное царство; видит - и там свет такой же, как у нас; и там поля, и луга, и рощи зеленые, и солнышко греет.
Приходит он к морскому царю. Закричал на него морской царь:
Что так долго не бывал? За вину твою вот тебе служба: есть у меня пустошь на тридцать верст и в длину и поперек - одни рвы, буераки да каменье острое! Чтоб к завтрему было там как ладонь гладко, и была бы рожь посеяна, и выросла б к раннему утру так высока, чтобы в ней галка могла схорониться. Если того не сделаешь - голова твоя с плеч долой!
Идет Иван-царевич от морского царя, сам слезами обливается. Увидала его в окно из своего терема высокого Василиса Премудрая и спрашивает:
Здравствуй, Иван-царевич! Что слезами обливаешься?
Как же мне не плакать? - отвечает царевич. - Заставил меня царь морской за одну ночь сровнять рвы, буераки и каменье острое и засеять рожью, чтоб к утру сна выросла и могла в ней галка спрятаться.
За тридевять земель, в тридесятом государстве жил-был царь с царицею; детей у них не было. Поехал царь по чужим землям, по дальним сторонам, долгое время домой не бывал; на ту пору родила ему царица сына, Ивана-царевича, а царь про то и не ведает.
Стал он держать путь в свое государство, стал подъезжать к своей земле, а день-то был жаркий-жаркий, солнце так и пекло! И напала на него жажда великая; что ни дать, только бы воды испить! Осмотрелся кругом и видит невдалеке большое озеро; подъехал к озеру, слез с коня, прилег на землю и давай глотать студеную воду. Пьет и не чует беды; а царь морской ухватил его за бороду.
— Пусти! — просит царь.
— Не пущу, не смей пить без моего ведома!
— Какой хочешь возьми откуп — только отпусти!
— Давай то, чего дома не знаешь.
Царь подумал-подумал… Чего он дома не знает? Кажись, все знает, все ему ведомо, — и согласился. Попробовал — бороду никто не держит; встал с земли, сел на коня и поехал восвояси.
Вот приезжает домой, царица встречает его с царевичем, такая радостная; а он как узнал про свое милое детище, так и залился горькими слезами. Рассказал царевне, как и что с ним было, поплакали вместе, да ведь делать-то нечего, слезами дела не поправишь.
Стали они жить по-старому; а царевич растет себе да растет, словно тесто на опаре — не по дням, а по часам, — и вырос большой.
“Сколько ни держать при себе, — думает царь, а отдавать надобно: дело неминучее!” Взял Ивана-царевича за руку, привел прямо к озеру.
— Поищи здесь, — говорит, — мой перстень; я ненароком вчера обронил.
Оставил одного царевича, а сам повернул домой.
Стал царевич искать перстень, идет по берегу, и попадается ему навстречу старушка.
— Куда идешь, Иван-царевич?
— Отвяжись, не докучай, старая ведьма! И без тебя досадно.
— Ну, оставайся с богом!
И пошла старушка в сторону.
А Иван-царевич пораздумался: “За что обругал я старуху?” Дай ворочу ее; старые люди хитры и догадливы! Авось что и доброе скажет”. И стал ворочать старушку:
— Воротись, бабушка, да прости мое слово глупое! Ведь я с досады вымолвил: заставил меня отец перстень искать, хожу-высматриваю, а перстня нет как нет!
— Не за перстнем ты здесь: отдал тебя отец морскому царю; выйдет морской царь и возьмет тебя с собою в подводное царство.
Горько заплакал царевич.
— Не тужи, Иван-царевич! Будет и на твоей улице праздник; только слушайся меня, старуху. Спрячься вон за тот куст смородины и притаись тихохонько. Прилетят сюда двенадцать голубиц — все красных девиц, а вслед за ними и тринадцатая; станут в озере купаться; а ты тем временем унеси у последней сорочку и до сих пор не отдавай, пока не подарит она тебе своего колечка. Если не сумеешь этого сделать, ты погиб навеки; у морского царя кругом всего дворца стоит частокол высокий, на целые на десять верст, и на каждой спице по голове воткнуто; только одна порожняя, не угоди на нее попасть!
Иван-царевич поблагодарил старушку, спрятался за смородиновый куст и ждет поры-времени.
Вдруг прилетают двенадцать голубиц; ударились о сыру землю и обернулись красными девицами, все до единой красоты несказанной: ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать! Поскидали платья и пустились в озеро: играют, плещутся, смеются, песни поют.
Вслед за ними прилетела и тринадцатая голубица; ударилась о сыру землю, обернулась красивой девицей, сбросила с белого тела сорочку и пошла купаться; и была она всех пригожее, всех красивее!
Долго Иван-царевич не мог отвести очей своих, долго на нее заглядывался да припоминал, что говорила ему старуха, подкрался тихонько и унес сорочку.
Вышла из воды красная девица, хватилась — нет сорочки, унес кто-то; бросились все искать: искали, искали — не видать нигде.
— Не ищите, милые сестрицы! Улетайте домой; я сама виновата — недосмотрела, сама и отвечать буду.
Сестрицы — красные девицы ударились о сыру землю, сделались голубицами, взмахнули крыльями и полетели прочь. Осталась одна девица, осмотрелась кругом и промолвила:
— Кто бы ни был таков, у кого моя сорочка, выходи сюда; коли старый человек — будешь мне родной батюшка, коли средних лет — будешь братец любимый, коли ровня мне — будешь милый друг!
Только сказала последнее слово, показался Иван-царевич. Подала она ему золотое колечко и говорит:
— Ах, Иван-царевич! Что давно не приходил? Морской царь на тебя гневается. Вот дорога, что ведет в подводное царство; ступай по ней смело! Там и меня найдешь; ведь я дочь морского царя, Василиса Премудрая.
Обернулась Василиса Премудрая голубкою и улетела от царевича.
А Иван-царевич отправился в подводное царство; видит — и там свет такой же, как у нас; и там поля, и луга, и рощи зеленые, и солнышко греет.
Приходит он к морскому царю. Закричал на него морской царь:
— Что так долго не бывал? За вину твою вот тебе служба: есть у меня пустошь на тридцать верст и в длину и поперек — одни рвы, буераки да каменье острое! Чтоб к завтрему было там как ладонь гладко, и была бы рожь посеяна, и выросла б к раннему утру так высока, чтобы в ней галка могла схорониться. Если того не сделаешь — голова твоя с плеч долой!
Идет Иван-царевич от морского царя, сам слезами обливается. Увидала его в окно из своего терема высокого Василиса Премудрая и спрашивает:
— Здравствуй, Иван-царевич! Что слезами обливаешься?
— Как же мне не плакать? — отвечает царевич. — Заставил меня царь морской за одну ночь сровнять рвы, буераки и каменье острое и засеять рожью, чтоб к утру сна выросла и могла в ней галка спрятаться.
— Это не беда, беда впереди будет. Ложись с богом спать; утро вечера мудренее, все будет готово!
Лег спать Иван-царевич, а Василиса Премудрая вышла на крылечко и крикнула громким голосом:
— Гей вы, слуги мои верные! Ровняйте-ка рвы глубокие, сносите каменье острое, засевайте рожью колосистою, чтоб к утру поспело.
Проснулся на заре Иван-царевич, глянул — все готово: нет ни рвов, ни буераков, стоит поле как ладонь гладкое, и красуется на нем рожь — столь высока, что галка схоронится.
Пошел к морскому царю с докладом.
— Спасибо тебе, — говорит морской царь, — что сумел службу сослужить. Вот тебе другая работа: есть у меня триста скирдов, в каждом скирду по триста копен — все пшеница белоярая; обмолоти мне к завтрему всю пшеницу чисто-начисто, до единого зернышка, а скирдов не ломай и снопов не разбивай. Если не сделаешь — голова твоя с плеч долой!
— Слушаю, ваше величество! — сказал Иван-царевич; опять идет по двору да слезами обливается.
— О чем горько плачешь? — спрашивает его Василиса Премудрая.
— Как же мне не плакать? Приказал мне царь морской за одну ночь все скирды обмолотить, зерна не обронить, а скирдов не ломать и снопов не разбивать.
— Это не беда, беда впереди будет! Ложись спать с богом; утро вечера мудренее.
Царевич лег спать, а Василиса Премудрая вышла на крылечко и закричала громким голосом:
— Гей вы, муравьи ползучие! Сколько вас на белом свете ни есть — все ползите сюда и повыберите зерно из батюшкиных скирдов чисто-начисто.
Поутру зовет морской царь Ивана-царевича:
— Сослужил ли службу?
— Сослужил, ваше величество!
— Пойдем посмотрим.
Пришли на гумно — все скирды стоят нетронуты, пришли в житницу — все закрома полнехоньки зерном.
— Спасибо тебе, брат! — сказал морской царь. — Сделай мне еще церковь из чистого воску, чтобы к рассвету была готова: это будет твоя последняя служба.
Опять идет Иван-царевич по двору и слезами умывается.
— О чем горько плачешь? — спрашивает его из высокого терема Василиса Премудрая.
— Как мне не плакать, доброму молодцу? Приказал морской царь за одну ночь сделать церковь из чистого воску.
— Ну, это еще не беда, беда впереди будет. Ложись-ка спать; утро вечера мудренее.
Царевич улегся спать, а Василиса Премудрая вышла на крылечко и закричала громким голосом:
— Гей вы, пчелы работящие! Сколько вас на белом свете ни есть, все летите сюда и слепите из чистого воску церковь божию, чтоб к утру была готова.
Поутру встал Иван-царевич, глянул — стоит церковь из чистого воску, и пошел к морскому царю с до-хладом.
— Спасибо тебе, Иван-царевич! Каких слуг у меня не было, никто не сумел так угодить, как ты. Будь же за то моим наследником, всего царства оберегателем; выбирай себе любую из тринадцати дочерей моих в жены.
Иван-царевич выбрал Василису Премудрую; тотчас их обвенчали и на радостях пировали целых три дня.
Ни много ни мало прошло времени, стосковался Иван-царевич по своим родителям, захотелось ему на святую Русь.
— Что так грустен, Иван-царевич?
— Ах, Василиса Премудрая, взгрустнулось по отцу, по матери, захотелось па святую Русь.
— Вот эта беда пришла! Если уйдем мы, будет за нами погоня великая; морской царь разгневается и предаст нас смерти. Надо ухитряться!
Плюнула Василиса Премудрая в трех углах, заперла двери в своем тереме и побежала с Иваном-царевичем на святую Русь.
На другой день ранёхонько приходят посланные от морского царя — молодых подымать, во дворец к царю звать. Стучатся в двери:
— Проснитеся, пробудитеся! Вас батюшка зовет.
— Еще рано, мы не выспались: приходите после! — отвечает одна слюнка.
Вот посланные ушли, обождали час-другой и опять стучатся:
— Не пора-время спать, пора-время вставать!
— Погодите немного: встанем, оденемся! — отвечает другая слюнка.
В третий раз приходят посланные:
— Царь-де морской гневается, зачем так долго они прохлаждаются.
— Сейчас будем! — отвечает третья слюнка.
Подождали-подождали посланные и давай опять стучаться: нет отклика, нет отзыва! Выломали дверь, а в тереме пусто.
Доложили царю, что молодые убежали; озлобился он и послал за ними погоню великую.
А Василиса Премудрая с Иваном-царевичем уже далеко-далеко! Скачут на борзых конях без остановки, без роздыху.
— Ну-ка, Иван-царевич, припади к сырой земле да послушай, нет ли погони от морского царя?
Иван-царевич соскочил с коня, припал ухом к сырой земле и говорит:
— Слышу я людскую молвь и конский топ!
— Это за нами гонят! — сказала Василиса Премудрая и тотчас обратила коней зеленым лугом, Ивана-царевича — старым пастухом, а сама сделалась смирною овечкою.
Наезжает погоня:
— Эй, старичок! Не видал ли ты — не проскакал ли здесь добрый молодец с красной девицей?
— Нет, люди добрые, не видал, — отвечает Иван-царевич, — сорок лет, как пасу на этом месте, — ни одна птица мимо не пролётывала, ни один зверь мимо не прорыскивал!
Воротилась погоня назад:
— Ваше царское величество! Никого в пути не наехали, видали только: пастух овечку пасет.
— Что ж не хватали? Ведь это они были! — закричал морской царь и послал новую погоню.
А Иван-царевич с Василисой Премудрою давным-давно скачут на борзых конях.
— Ну, Иван-царевич, припади к сырой земле да послушай, нет ли погони от морского царя?
Иван-царевич слез с коня, припал ухом к сырой земле и говорит:
— Слышу я людскую молвь и конский топ.
— Это за нами гонят! — сказала Василиса Премудрая; сама сделалась церковью, Ивана-царевича обратила стареньким попом, а лошадей — деревьями.
Наезжает погоня:
— Эй, батюшка! Не видал ли ты, не проходил ли здесь пастух с овечкою?
— Нет, люди добрые, не видал; сорок лет тружусь в этой церкви — ни одна птица мимо не пролётывала, ни один зверь мимо не прорыскивал.
Повернула погоня назад:
— Ваше царское величество! Нигде не нашли пастуха с овечкою; только в пути и видели, что церковь да попа-старика.
— Что же вы церковь не разломали, попа не захватили? Ведь это они самые были! — закричал морской царь и сам поскакал вдогонь за Иваном-царевичем и Василисой Премудрою.
А они далеко уехали.
Опять говорит Василиса Премудрая:
— Иван-царевич! Припади к сырой земле — не слыхать ли погони!
Слез Иван-царевич с коня, припал ухом к сырой земле и говорит:
— Слышу я людскую молвь и конский топ пуще прежнего.
— Это сам царь скачет.
Оборотила Василиса Премудрая коней озером, Ивана-царевича — селезнем, а сама сделалась уткою.
Прискакал царь морской к озеру, тотчас догадался, кто таковы утка и селезень; ударился о сыру землю и обернулся орлом. Хочет орел убить их до смерти, да не тут-то было: что не разлетится сверху… вот-вот ударит селезня, а селезень в воду нырнет; вот-вот ударит утку, а утка в воду нырнет! Бился, бился, так ничего и не смог сделать. Поскакал царь морской в свое подводное царство, а Василиса Премудрая с Иваном-царевичем выждали доброе время и поехали на святую Русь.
Долго ли, коротко ли, приехали они в тридесятое царство.
— Подожди меня в этом лесочке, — говорит Иван-царевич Василисе Премудрой, — я пойду доложусь наперед отцу, матери.
— Ты меня забудешь, Иван-царевич!
— Нет, не забуду.
— Нет, Иван-царевич, не говори, позабудешь! Вспомни обо мне хоть тогда, как станут два голубка в окна биться!
Пришел Иван-царевич во дворец; увидали его родители, бросились ему на шею и стали целовать-миловать его; на радостях позабыл Иван-царевич про Василису Премудрую.
Живет день и другой с отцом, с матерью, а на третий задумал свататься к какой-то королевне.
Василиса Премудрая пошла в город и нанялась к просвирне в работницы. Стали просвиры готовить; она взяла два кусочка теста, слепила пару голубков и посадила в печь.
— Разгадай, хозяюшка, что будет из этих голубков?
— А что будет? Съедим их — вот и все!
— Нет, не угадала!
Открыла Василиса Премудрая печь, отворила окно — и в ту ж минуту голуби встрепенулися, полетели прямо во дворец и начали биться в окна; сколько прислуга царская ни старалась, ничем не могла отогнать их прочь.
Тут только Иван-царевич вспомнил про Василису Премудрую, послал гонцов во все концы расспрашивать да разыскивать и нашел ее у просвирни; взял за руки белые, целовал в уста сахарные, привел к отцу, к матери, и стали все вместе жить да поживать да добра наживать.
За тридевять земель, в тридесятом государстве жил-был царь с царицею; детей у них не было. Поехал царь по чужим землям, по дальним сторонам, долгое время домой не бывал; на ту пору родила ему царица сына, Ивана-царевича, а царь про то и не ведает.
Стал он держать путь в свое государство, стал подъезжать к своей земле, а день-то был жаркий-жаркий, солнце так и пекло! И напала на него жажда великая; что ни дать, только бы воды испить! Осмотрелся кругом и видит невдалеке большое озеро; подъехал к озеру, слез с коня, прилег на землю и давай глотать студеную воду. Пьет и не чует беды; а царь морской ухватил его за бороду.
Пусти! - просит царь.
Не пущу, не смей пить без моего ведома!
Какой хочешь возьми откуп - только отпусти!
Давай то, чего дома не знаешь.
Царь подумал-подумал... Чего он дома не знает? Кажись, все знает, все ему ведомо, - и согласился. Попробовал - бороду никто не держит; встал с земли, сел на коня и поехал восвояси.
Вот приезжает домой, царица встречает его с царевичем, такая радостная; а он как узнал про свое милое детище, так и залился горькими слезами. Рассказал царевне, как и что с ним было, поплакали вместе, да ведь делать-то нечего, слезами дела не поправишь.
Стали они жить по-старому; а царевич растет себе да растет, словно тесто на опаре - не по дням, а по часам, - и вырос большой.
“Сколько ни держать при себе, - думает царь, а отдавать надобно: дело неминучее!” Взял Ивана-царевича за руку, привел прямо к озеру.
Поищи здесь, - говорит, - мой перстень; я ненароком вчера обронил.
Оставил одного царевича, а сам повернул домой.
Стал царевич искать перстень, идет по берегу, и попадается ему навстречу старушка.
Куда идешь, Иван-царевич?
Отвяжись, не докучай, старая ведьма! И без тебя досадно.
Ну, оставайся с богом!
И пошла старушка в сторону.
А Иван-царевич пораздумался: “За что обругал я старуху?” Дай ворочу ее; старые люди хитры и догадливы! Авось что и доброе скажет”. И стал ворочать старушку:
Воротись, бабушка, да прости мое слово глупое! Ведь я с досады вымолвил: заставил меня отец перстень искать, хожу-высматриваю, а перстня нет как нет!
Не за перстнем ты здесь: отдал тебя отец морскому царю; выйдет морской царь и возьмет тебя с собою в подводное царство.
Горько заплакал царевич.
Не тужи, Иван-царевич! Будет и на твоей улице праздник; только слушайся меня, старуху. Спрячься вон за тот куст смородины и притаись тихохонько. Прилетят сюда двенадцать голубиц - все красных девиц, а вслед за ними и тринадцатая; станут в озере купаться; а ты тем временем унеси у последней сорочку и до сих пор не отдавай, пока не подарит она тебе своего колечка. Если не сумеешь этого сделать, ты погиб навеки; у морского царя кругом всего дворца стоит частокол высокий, на целые на десять верст, и на каждой спице по голове воткнуто; только одна порожняя, не угоди на нее попасть!
Иван-царевич поблагодарил старушку, спрятался за смородиновый куст и ждет поры-времени.
Вдруг прилетают двенадцать голубиц; ударились о сыру землю и обернулись красными девицами, все до единой красоты несказанной: ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать! Поскидали платья и пустились в озеро: играют, плещутся, смеются, песни поют.
Вслед за ними прилетела и тринадцатая голубица; ударилась о сыру землю, обернулась красивой девицей, сбросила с белого тела сорочку и пошла купаться; и была она всех пригожее, всех красивее!
Долго Иван-царевич не мог отвести очей своих, долго на нее заглядывался да припоминал, что говорила ему старуха, подкрался тихонько и унес сорочку.
Вышла из воды красная девица, хватилась - нет сорочки, унес кто-то; бросились все искать: искали, искали - не видать нигде.
Не ищите, милые сестрицы! Улетайте домой; я сама виновата - недосмотрела, сама и отвечать буду.
Сестрицы - красные девицы ударились о сыру землю, сделались голубицами, взмахнули крыльями и полетели прочь. Осталась одна девица, осмотрелась кругом и промолвила:
Кто бы ни был таков, у кого моя сорочка, выходи сюда; коли старый человек - будешь мне родной батюшка, коли средних лет - будешь братец любимый, коли ровня мне - будешь милый друг!
Только сказала последнее слово, показался Иван-царевич. Подала она ему золотое колечко и говорит:
Ах, Иван-царевич! Что давно не приходил? Морской царь на тебя гневается. Вот дорога, что ведет в подводное царство; ступай по ней смело! Там и меня найдешь; ведь я дочь морского царя, Василиса Премудрая.
Обернулась Василиса Премудрая голубкою и улетела от царевича.
А Иван-царевич отправился в подводное царство; видит - и там свет такой же, как у нас; и там поля, и луга, и рощи зеленые, и солнышко греет.
Приходит он к морскому царю. Закричал на него морской царь:
Что так долго не бывал? За вину твою вот тебе служба: есть у меня пустошь на тридцать верст и в длину и поперек - одни рвы, буераки да каменье острое! Чтоб к завтрему было там как ладонь гладко, и была бы рожь посеяна, и выросла б к раннему утру так высока, чтобы в ней галка могла схорониться. Если того не сделаешь - голова твоя с плеч долой!
Идет Иван-царевич от морского царя, сам слезами обливается. Увидала его в окно из своего терема высокого Василиса Премудрая и спрашивает:
Здравствуй, Иван-царевич! Что слезами обливаешься?
Как же мне не плакать? - отвечает царевич. - Заставил меня царь морской за одну ночь сровнять рвы, буераки и каменье острое и засеять рожью, чтоб к утру сна выросла и могла в ней галка спрятаться.
Это не беда, беда впереди будет. Ложись с богом спать; утро вечера мудренее, все будет готово!
Лег спать Иван-царевич, а Василиса Премудрая вышла на крылечко и крикнула громким голосом:
Гей вы, слуги мои верные! Ровняйте-ка рвы глубокие, сносите каменье острое, засевайте рожью колосистою, чтоб к утру поспело.
Проснулся на заре Иван-царевич, глянул - все готово: нет ни рвов, ни буераков, стоит поле как ладонь гладкое, и красуется на нем рожь - столь высока, что галка схоронится.
Пошел к морскому царю с докладом.
Спасибо тебе, - говорит морской царь, - что сумел службу сослужить. Вот тебе другая работа: есть у меня триста скирдов, в каждом скирду по триста копен - все пшеница белоярая; обмолоти мне к завтрему всю пшеницу чисто-начисто, до единого зернышка, а скирдов не ломай и снопов не разбивай. Если не сделаешь - голова твоя с плеч долой!
Слушаю, ваше величество! - сказал Иван-царевич; опять идет по двору да слезами обливается.
О чем горько плачешь? - спрашивает его Василиса Премудрая.
Как же мне не плакать? Приказал мне царь морской за одну ночь все скирды обмолотить, зерна не обронить, а скирдов не ломать и снопов не разбивать.
Это не беда, беда впереди будет! Ложись спать с богом; утро вечера мудренее.
Царевич лег спать, а Василиса Премудрая вышла на крылечко и закричала громким голосом:
Гей вы, муравьи ползучие! Сколько вас на белом свете ни есть - все ползите сюда и повыберите зерно из батюшкиных скирдов чисто-начисто.
Поутру зовет морской царь Ивана-царевича:
Сослужил ли службу?
Сослужил, ваше величество!
Пойдем посмотрим.
Пришли на гумно - все скирды стоят нетронуты, пришли в житницу - все закрома полнехоньки зерном.
Спасибо тебе, брат! - сказал морской царь. - Сделай мне еще церковь из чистого воску, чтобы к рассвету была готова: это будет твоя последняя служба.
Опять идет Иван-царевич по двору и слезами умывается.
О чем горько плачешь? - спрашивает его из высокого терема Василиса Премудрая.
Как мне не плакать, доброму молодцу? Приказал морской царь за одну ночь сделать церковь из чистого воску.
Ну, это еще не беда, беда впереди будет. Ложись-ка спать; утро вечера мудренее.
Царевич улегся спать, а Василиса Премудрая вышла на крылечко и закричала громким голосом:
Гей вы, пчелы работящие! Сколько вас на белом свете ни есть, все летите сюда и слепите из чистого воску церковь божию, чтоб к утру была готова.
Поутру встал Иван-царевич, глянул - стоит церковь из чистого воску, и пошел к морскому царю с до-хладом.
Спасибо тебе, Иван-царевич! Каких слуг у меня не было, никто не сумел так угодить, как ты. Будь же за то моим наследником, всего царства оберегателем; выбирай себе любую из тринадцати дочерей моих в жены.
Иван-царевич выбрал Василису Премудрую; тотчас их обвенчали и на радостях пировали целых три дня.
Ни много ни мало прошло времени, стосковался Иван-царевич по своим родителям, захотелось ему на святую Русь.
Что так грустен, Иван-царевич?
Ах, Василиса Премудрая, взгрустнулось по отцу, по матери, захотелось па святую Русь.
Вот эта беда пришла! Если уйдем мы, будет за нами погоня великая; морской царь разгневается и предаст нас смерти. Надо ухитряться!
Плюнула Василиса Премудрая в трех углах, заперла двери в своем тереме и побежала с Иваном-царевичем на святую Русь.
На другой день ранёхонько приходят посланные от морского царя - молодых подымать, во дворец к царю звать. Стучатся в двери:
Проснитеся, пробудитеся! Вас батюшка зовет.
Еще рано, мы не выспались: приходите после! - отвечает одна слюнка.
Вот посланные ушли, обождали час-другой и опять стучатся:
Не пора-время спать, пора-время вставать!
Погодите немного: встанем, оденемся! - отвечает другая слюнка.
В третий раз приходят посланные:
Царь-де морской гневается, зачем так долго они прохлаждаются.
Сейчас будем! - отвечает третья слюнка.
Подождали-подождали посланные и давай опять стучаться: нет отклика, нет отзыва! Выломали дверь, а в тереме пусто.
Доложили царю, что молодые убежали; озлобился он и послал за ними погоню великую.
А Василиса Премудрая с Иваном-царевичем уже далеко-далеко! Скачут на борзых конях без остановки, без роздыху.
Ну-ка, Иван-царевич, припади к сырой земле да послушай, нет ли погони от морского царя?
Иван-царевич соскочил с коня, припал ухом к сырой земле и говорит:
Слышу я людскую молвь и конский топ!
Это за нами гонят! - сказала Василиса Премудрая и тотчас обратила коней зеленым лугом, Ивана-царевича - старым пастухом, а сама сделалась смирною овечкою.
Наезжает погоня:
Эй, старичок! Не видал ли ты - не проскакал ли здесь добрый молодец с красной девицей?
Нет, люди добрые, не видал, - отвечает Иван-царевич, - сорок лет, как пасу на этом месте, - ни одна птица мимо не пролётывала, ни один зверь мимо не прорыскивал!
Воротилась погоня назад:
Ваше царское величество! Никого в пути не наехали, видали только: пастух овечку пасет.
Что ж не хватали? Ведь это они были! - закричал морской царь и послал новую погоню.
А Иван-царевич с Василисой Премудрою давным-давно скачут на борзых конях.
Ну, Иван-царевич, припади к сырой земле да послушай, нет ли погони от морского царя?
Иван-царевич слез с коня, припал ухом к сырой земле и говорит:
Слышу я людскую молвь и конский топ.
Это за нами гонят! - сказала Василиса Премудрая; сама сделалась церковью, Ивана-царевича обратила стареньким попом, а лошадей - деревьями.
Наезжает погоня:
Эй, батюшка! Не видал ли ты, не проходил ли здесь пастух с овечкою?
Нет, люди добрые, не видал; сорок лет тружусь в этой церкви - ни одна птица мимо не пролётывала, ни один зверь мимо не прорыскивал.
Повернула погоня назад:
Ваше царское величество! Нигде не нашли пастуха с овечкою; только в пути и видели, что церковь да попа-старика.
Что же вы церковь не разломали, попа не захватили? Ведь это они самые были! - закричал морской царь и сам поскакал вдогонь за Иваном-царевичем и Василисой Премудрою.
А они далеко уехали.
Опять говорит Василиса Премудрая:
Иван-царевич! Припади к сырой земле - не слыхать ли погони!
Слез Иван-царевич с коня, припал ухом к сырой земле и говорит:
Слышу я людскую молвь и конский топ пуще прежнего.
Это сам царь скачет.
Оборотила Василиса Премудрая коней озером, Ивана-царевича - селезнем, а сама сделалась уткою.
Прискакал царь морской к озеру, тотчас догадался, кто таковы утка и селезень; ударился о сыру землю и обернулся орлом. Хочет орел убить их до смерти, да не тут-то было: что не разлетится сверху... вот-вот ударит селезня, а селезень в воду нырнет; вот-вот ударит утку, а утка в воду нырнет! Бился, бился, так ничего и не смог сделать. Поскакал царь морской в свое подводное царство, а Василиса Премудрая с Иваном-царевичем выждали доброе время и поехали на святую Русь.
Долго ли, коротко ли, приехали они в тридесятое царство.
Подожди меня в этом лесочке, - говорит Иван-царевич Василисе Премудрой, - я пойду доложусь наперед отцу, матери.
Ты меня забудешь, Иван-царевич!
Нет, не забуду.
Нет, Иван-царевич, не говори, позабудешь! Вспомни обо мне хоть тогда, как станут два голубка в окна биться!
Пришел Иван-царевич во дворец; увидали его родители, бросились ему на шею и стали целовать-миловать его; на радостях позабыл Иван-царевич про Василису Премудрую.
Живет день и другой с отцом, с матерью, а на третий задумал свататься к какой-то королевне.
Василиса Премудрая пошла в город и нанялась к просвирне в работницы. Стали просвиры готовить; она взяла два кусочка теста, слепила пару голубков и посадила в печь.
Разгадай, хозяюшка, что будет из этих голубков?
А что будет? Съедим их - вот и все!
Нет, не угадала!
Открыла Василиса Премудрая печь, отворила окно - и в ту ж минуту голуби встрепенулися, полетели прямо во дворец и начали биться в окна; сколько прислуга царская ни старалась, ничем не могла отогнать их прочь.
Тут только Иван-царевич вспомнил про Василису Премудрую, послал гонцов во все концы расспрашивать да разыскивать и нашел ее у просвирни; взял за руки белые, целовал в уста сахарные, привел к отцу, к матери, и стали все вместе жить да поживать да добра наживать.
Русская народная сказка «Василиса Премудрая» в пересказе А. Геббе.
Жили-дружили мышь с воробьем. Ровно тридцать лет водили дружбу: кто что ни найдёт -всё пополам. Да случилось как-то — нашёл воробей маковое зёрнышко.
«Что тут делить? — думает.- Клюнешь разок — и нет ничего».
Взял да и съел один всё зёрнышко.
Узнала про то мышь и не захотела больше дружить с воробьем.
— Давай,- кричит,- давай, вор-воробей, драться не на живот, а на смерть! Ты собирай всех птиц, а я соберу всех зверей.
Дня не прошло, а уж собралось на поляне войско звериное. Собралось и войско птичье. Начался великий бой, и много пало с обеих сторон. .
Куда силён звериный народ! Кого когтем цапнет — глядишь, и дух вон! Да птицы-то не больно поддаются, бьют всё сверху. Иной бы зверь и ударил и смял птицу — так она сейчас в лёт пойдёт. Смотри на неё, да и только!
В том бою ранили орла. Хотел он подняться ввысь, да силы не хватило. Только и смог взлететь на сосну высокую. Взлетел и уселся на верхушке.
Окончилась битва. Звери по своим берлогам и норам разбрелись. Птицы по гнёздам разлетелись. А он сидит на сосне, избитый, израненный, и думает, как бы назад воротить свою прежнюю силу.
А на ту пору охотник мимо шёл.
День-деньской ходил он по лесу, да ничего не выходил. «Эхма,- думает,- видно, ворочаться мне нынче домой с пустыми руками».
Глядь, сидит на дереве орёл. Стал охотник под него подходить, ружьецо на него наводить.
«Какая ни есть, а всё добыча»,- думает.
Только прицелился, говорит ему орёл человечьим голосом:
— Не бей меня, добрый человек! Убьёшь — мало будет прибыли. Лучше живьём меня возьми да прокорми три года, три месяца и три дня. А я, как наберусь силушки да отращу крылышки, добром тебе заплачу.
«Какого добра от орла ждать?» — думает охотник и прицелился в другой раз.
А раненый орёл опять просит:
— Не бей меня, добрый человек! В некое время я тебе пригожусь.
Не верит охотник и в третий раз ружьё подымает. В третий раз просит его орёл:
— Не бей меня, добрый молодец, а возьми к себе, выходи да вылечи! Не сделал я тебе никакого худа, а за добро добром заплачу.,
Сжалился охотник, взял орла и понёс домой.
— Ну, добрый человек,- говорит ему орёл дорогою,- день-деньской ходил ты, да ничего не выходил, Бери теперь свой острый нож и ступай на поляну. Была у нас там битва великая со всяким зверьём, и много мы того зверья побили. Будет и тебе поживишка немалая.
Пошёл охотник на поляну — а там зверья побитого видимо-невидимо. Куницам да лисицам счёту нет.
Отточил он нож на бруске, поснимал звериные шкуры, свёз в город и продал недёшево. На те деньги накупил хлеба в запас и насыпал с верхом три закрома — на три года хватит.
Проходит один год — опустел один закром. Велит орёл охотнику везти его на то самое место, где сосна высокая стоит.
Оседлал охотник коня и привёз орла на то место.
Взвился орёл за тучи и с разлёту ударил грудью в дерево — раскололось дерево надвое.
Ну, охотник,- говорит орёл,- не собрался я ещё с прежней силою. Корми меня и другой год.
День да ночь — сутки прочь. Другой год миновал, другой закром опустел. Опять привёз охотник орла в лес, к высокой сосне.
Взвился орёл за тёмные тучи, разлетелся сверху и ударил грудью в дерево. Раскололось дерево на четыре части.
— Видно, придётся тебе, добрый молодец, ещё годок кормить меня. Не собрался я с прежней силою.
Вот прошло три года, три месяца и три дня. Во всех закромах пусто стало. Говорит орёл охотнику:
— Вези меня опять на то самое место, к высокой сосне. Послушался охотник, привёз орла к высокой сосне. Взвился орёл выше прежнего, сильным вихрем ударил сверху в самое большое дерево — и расшиб его в щепки с верхушки до корня. Так весь лес кругом и зашатался.
— Спасибо тебе, добрый молодец! Теперь воротилась ко мне сила прежняя. Бросай-ка ты лошадь да садись на крылья ко мне. Понесу я тебя на свою сторону и расплачусь с тобой за всё добро.
Сел охотник орлу на крылья. Полетел орёл на синее море и поднялся высоко-высоко.
— Посмотри,- говорит,- на сине море: велико ли?
— С колесо,- отвечает охотник.
Тряхнул орёл крыльями и сбросил охотника вниз. Дал ему спознать смертный страх и подхватил, не допустя до воды.
Подхватил и поднялся с ним ещё выше:
— Посмотри-ка теперь на сине море: велико ли?
— С куриное яйцо,- отвечает охотник.
Тряхнул орёл крыльями и опять сбросил охотника вниз. Над самой водой подхватил его и поднялся вверх еще повыше прежнего.
— Ну, теперь посмотри на сине море: велико ли?
— С маковое зёрнышко.
В третий раз тряхнул орёл крыльями и сбросил охотника с поднебесья, да опять-таки не допустил до воды, подхватил на крылья и спрашивает:
— Что, добрый молодец, узнал, каков смертный страх?
— Узнал,- говорит охотник.- Я уж думал, конец мой пришёл.
— Вот и я так думал, как ты на меня ружьё наводил. Ну, теперь мы с тобой за зло рассчитались. Давай добром считаться.
Полетели они на берег. Летели-летели, близко ли, далёко ли — видят: середь поля медный столб стоит, как жар горит. Пошёл орёл книзу.
— А ну, охотник,- говорит,- прочитай-ка, что на столбе написано.
Прочитал охотник: «За этим столбом медный город есть — на двадцать пять вёрст вдоль и вширь».
— Ступай в медный город,- говорит орёл.- Тут живёт сестра моя старшая. Кланяйся ей и проси у неё медный ларчик с медными ключиками. А другого ничего не бери — ни злата, ни серебра, ни каменья самоцветного.
Пошёл охотник в медный город, к царице Медянице, Орловой сестрице.
— Здравствуй, государыня! Братец твой поклон тебе посылает.
— Да откуда ж ты братца моего знаешь?
— Так и так… Кормил я его, больного, раненого, целых три года, три месяца и три дня.
— Спасибо, добрый человек. Вот же тебе злато, серебро, каменье самоцветное. Бери, сколько душе угодно.
Ничего не берёт охотник, только просит у царицы медный ларчик с медными ключиками.
— Нет, голубчик! Не тот сапог да не на ту ногу надеваешь. Дорого стоит мой ларчик.
— А дорого, так мне ничего не надобно. Поклонился охотник, вышел за городские ворота и рассказал орлу всё как есть.
Рассердился орёл, подхватил охотника и полетел дальше. Летит-шумит по поднебесью.
— А ну, посмотри, добрый молодец, что позади и что впереди деется?
Посмотрел охотник и говорит:
— То медный город горит, а цветы цветут в серебряном.
Опустился орёл середь поля, у серебряного столба. Велит охотнику надпись читать. Прочитал охотник: «За этим столбом стоит город серебряный — на пятьдесят вёрст вдоль и вширь».
— Здесь живёт моя средняя сестра,- говорит орёл.- Проси у неё серебряный ларчик с серебряными ключиками.
Пошёл охотник в город — прямо к царице, Орловой сестрице. Рассказал ей, как жил у него три года, три месяца и три дня братец её, недужный, раненый, как холил он его, поил, кормил, в силу приводил. И попросил за всё за это серебряный ларчик и серебряные ключики.
— Нет,- говорит царица,-‘ не тот кусок хватаешь: не ровён час — подавишься. Бери сколько хочешь злата, серебра, каменья самоцветного, а ларчик мой дорого стоит.
Ушёл охотник из серебряного города и рассказал орлу всё как есть.
Рассердился орёл, подхватил охотника на крылья широкие и полетел с ним прочь.
Опять летит по поднебесью:
— А ну-ка, добрый молодец, что позади и что впереди?
— Позади пожар горит, впереди цветы цветут.
— То горит серебряный город, а цветы цветут в золотом.
Опустился орёл середь поля, у золотого столба. Велит охотнику надпись читать.
Прочитал охотник: «За этим столбом золотой город стоит -на сто вёрст вширь и вдоль».
— Ступай туда,- говорит орёл.- В этом городе живёт моя меньшая сестра. Проси у неё золотой ларчик с золотыми ключиками.
Пошёл охотник прямо к царице, Орловой сестрице. Рассказал, что знал, и попросил золотой ларчик с золотыми ключиками.
Послушала его царица, подумала, головой покачала.
— Дорог мой ларчик,- говорит,- а брат дороже. Пошла и принесла охотнику золотой ларчик с золотыми ключиками.
Взял охотник дорогой подарок, поклонился царице и вышел за городские ворота.
Увидал орёл, что дружок его не с пустыми руками идёт, и говорит:
— Ну, братец, ступай теперь домой, да смотри не отпирай ларчика, пока до своего двора не дойдешь.
Сказал и улетел.
Пошёл охотник домой.
Долго ли, коротко ли — подошёл он к синему морю. Захотелось ему отдохнуть. Сел он на бережок, на жёлтый песок, а ларчик рядом поставил. Смотрел, смотрел -не вытерпел и отомкнул. Только отпер — откуда ни возьмись, раскинулся перед ним золотой дворец, весь изукрашенный. Появились слуги многие: «Что угодно? Чего надобно?»
Охотник наелся, напился и спать повалился.
Вот и утро настало. Надо охотнику дальше идти. Да не тут-то было! Как собрать дворец в ларчик по-прежнему? Думал он, думал, ничего не придумал. Сидит на берегу, горюет. Вдруг видит, подымается из воды человек: борода по пояс, волоса до пят. I Стал на воде и говорит:
— О чём горюешь, добрый молодец?
— Ещё бы не горевать! — отвечает охотник.- Как мне собрать большой дворец в малый ларец?
— Пожалуй, помогу я твоему горю, соберу тебе дворец в I малый ларец, только с уговором: отдай мне, чего дома не| знаешь.
Призадумался охотник: «Чего бы это я дома не знал? Кажись, всё знаю».
Взял да и согласился.
— Собери,- говорит,- сделай милость. Отдам тебе, чего дома не знаю.
Только вымолвил слово, а уж золотого дворца нет как не бывало. Стоит охотник на берегу один-одинёшенек, а возле него золотой ларчик с золотыми ключиками.
Поднял он свой ларчик и пустился в дорогу.
Долго ли, коротко ли — воротился в родной край. Заходит в избу, а жена несёт ему младенца, что без него родился.
«Так вот,- думает охотник,- чего я дома не знал!» И крепко приуныл, пригорюнился.
— Свет ты мой,- жена говорит,- скажи, о чём горьки слёзы ронишь?
— С радости,- отвечает.
Побоялся сказать ей правду, что рано ли, поздно ли, а придётся сына невесть кому отдавать.
После того вышел во двор, открыл свой ларчик золотой — раскинулся перед ним большой дворец, хитро изукрашенный. Появились слуги многие. Расцвели сады, разлились пруды. В садах птички поют, в прудах рыбки плещутся.
И стал он с женою да сыном жить-поживать, добра наживать.
Прошло лет с десяток и поболе того.
Растёт сынок у охотника, как тесто на опаре всходит, не по дням, а по часам, И вырос большой: умён, пригож, молодец молодцом.
Вот как-то раз пошёл отец по саду погулять. Гулял он, гулял и вышел к реке.
В то самое время поднялся из воды прежний человек: борода по пояс, волоса до пят. Стал на воде и говорит:
— Что ж ты-обещать скор и забывать скор? Припомни-ка, ведь ты должен мне.
Воротился охотник домой темней тучи и говорит жене:
— Сколько ни держать нам при себе нашего Иванушку, а отдавать надобно. Дело неминучее.
Взял он сына, вывел за околицу и оставил одного.
Огляделся Иванушка кругом, увидал тропинку и пошёл по ней — авось куда и приведёт. И привела его тропинка в дремучий лес. Пусто кругом, не видать души человеческой. Только стоит избушка одна-одинёшенька, на курьей ножке, об одном окошке, со крутым крыльцом.
Стоит, сама собой повёртывается,
— Избушка, избушка,- говорит Иван,- стань к лесу задом, ко мне передом.
Послушалась избушка, повернулась, как сказано,-\ к лесу задом, к нему передом.
Поднялся Иванушка на крутое крыльцо, отворил дверь скрипучую.
Видит — сидит в избушке Баба Яга, костяная нога, Сидит она в ступе, в заячьем тулупе. Поглядела на Иванушку и говорит:
— Здравствуй, добрый молодец. Откуда идёшь, куда путь держишь? Дело пытаешь али от дела пытаешь?
— Эх, бабушка! Напои, накорми да потом и расспроси. Она его напоила, накормила, и рассказал ей Иванушка про всё без утайки.
— Плохо твоё дело, добрый молодец,- говорит Баба Яга.- Отдал тебя отец водяному царю. А царь водяной крепко гневается, что долго ты к нему не показывался. Ладно ещё, что по пути ты ко мне зашёл, а то бы тебе и живому не бывать. Да уж так и быть — слушай, научу тебя. Ступай-ка ты дале по той же тропочке, что ко мне привела, через леса, через овраги, через крутые горы. Под конец дойдёшь до двоих ворот. Справа — ворота, и слева — ворота. Не -ходи в те, что на засов заперты, иди в те, что на замок замкнуты. Постучи три раза, и ворота сами отворятся. За воротами — сад-виноград, а в саду — пруд-изумруд, а в пруду двенадцать сестёр купаются. Обратились они серыми уточками, ныряют, плещутся, а платья их на берегу лежат. Одиннадцать вместе, а двенадцатое — особо, в сторонке. Возьми ты это платьице и спрячься.
Вот выйдут из воды сестрицы, оденутся да и прочь пойдут. Одиннадцать-то пойдут, а двенадцатая станет плакать, одёжу свою искать. Не найдёт и скажет: «Отзовись! Кто моё платье взял, тому дочкой покорной буду!» А ты молчи. Она опять скажет: «Кто моё платье взял, тому сестрицей ласковой буду!» Ты всё молчи. Тогда она скажет: «Кто моё платье взял, тому женою верною буду!» Как услышишь такие слова, отзовись и отдай ей платье. А что дале будет, про то не скажу. Сам узнаешь и мне расскажешь…
Поклонился Иван Бабе Яге, попрощался с ней и пошёл по тропинке. Долго ли, коротко ли, вёдром ли, погодкой ли — дошёл до двоих ворот. Отворились перед ним ворота, и увидел он сад-виноград, а в саду — пруд-«изумруд, а в пруду серые уточки купаются. По сказанному — как по писаному!
Подкрался Иванушка и унёс то платьице, что в сторонке лежало. Унёс и схоронился за деревом.
Вышли уточки из воды, обратились девицами — одна другой краше. А младшая, двенадцатая, всех лучше, всех пригожее. Оделись одиннадцать сестёр и прочь пошли. А младшая на берегу осталась, ищет платье своё, плачет — не может найти. Вот и говорит она:
— Скажись, отзовись, кто моё платье взял! Буду тебе дочкой покорною!
Не отзывается Иван.
— Буду тебе сестрицей ласковой! Молчит Иван.
— Буду тебе женой верною! Тут вышел Иван из-за дерева:
— Бери своё платье, красна девица.
Взяла она платье, а Иванушке дала золотое колечко обручальное.
— Ну, скажи мне теперь, добрый молодец, как тебя по имени звать и куда ты путь держишь.
— Родители Иваном звали, а путь держу к царю морскому — хозяину водяному.
— Вот ты кто! Что ж долго не приходил? Батюшка мой, хозяин водяной, крепко на тебя гневается. Ну, ступай по этой дороге — приведёт она тебя в подводное царство. Там и меня найдёшь. Я ведь подводного царя дочка — Василиса Премудрая.
Обернулась она опять уточкой и улетела от Ивана. А Иван пошёл в подводное царство.
Приходит — смотрит: и там свет такой, как у нас; и там поля, и луга, и рощи зелёные, и солнышко греет, и месяц светит.
Призвали его к морскому царю. Закричал морской царь:
— Что так долго не бывал? Не за твою вину, а за отцовский грех вот тебе служба невеликая: есть у меня пустошь на тридцать вёрст вдоль и поперёк: одни рвы, буераки да каменьё острое. Чтобы к завтрему было там, как ладонь, гладко, и была рожь посеяна, и выросла за ночь так высока и густа, чтобы галка схорониться могла. Сделаешь — награжу, не сделаешь — голова с плеч!
Закручинился Иванушка, идёт от царя невесел, ниже плеч голову повесил.
Увидала его из терема высокого Василиса Премудрая и спрашивает:
— О чём, Иванушка, кручинишься? Отвечает ей Иван:
— Как не кручиниться! Приказал мне твой батюшка за одну ночь сровнять рвы, буераки и каменьё острое, а пустошь рожью засеять, и чтобы к утру та рожь выросла и могла в ней галка спрятаться.
— Это ещё не беда — беда впереди будет! Ложись-ка спать. Утро вечера мудренее.
Послушался Иван, лёг спать. А Василиса Премудрая вышла на крылечко и крикнула громким голосом:
— Гей вы, слуги мои верные! Ровняйте рвы глубокие, сносите каменьё острое, засевайте поле рожью отборною — чтобы к утру поспело!
Проснулся на заре Иванушка, глянул — всё готово. Нет ни рвов, ни буераков. Стоит поле, как ладонь, гладкое, и колышется на нём рожь, да такая густая и высокая, что галка схоронится.
Пошёл к морскому царю с докладом.
— Ну спасибо тебе,- говорит морской царь.- Сумел ты мне службу сослужить. Вот тебе и другая работа: есть у меня триста скирдов, в каждом скирду — по триста копён, всё пшеница белоярая. Обмолоти ты мне к завтрему всю пшеницу чисто-начисто, до единого зёрнышка. А скирдов не ломай и снопов не разбивай. Коли не сделаешь — голова с плеч долой!
Пуще прежнего закручинился Иван. Идёт по двору невесел, ниже плеч голову повесил.
Рассказал ей Иван про новую свою беду.
— Это ещё не беда — беда впереди будет. Ложись-ка спать. Утро вечера мудренее.
Лёг Иван. А Василиса Премудрая вышла на крылечко и закричала громким голосом:
— Гей вы, муравьи ползучие! Сколько вас на белом свете ни есть — все ползите сюда и повыберите зерно из батюшкиных скирдов чисто-начисто, до единого зёрнышка.
Поутру зовёт к себе Ивана морской царь:
— Сослужил службу, сынок?
— Сослужил, царь-государь.
— Пойдём поглядим.
Пришли на гумно — все скирды стоят нетронуты. Пришли в житницы — все закрома зерном полнёхоньки.
— Ну спасибо, брат,- говорит морской царь.- Сослужил ты мне и другую службу. Вот же тебе и третья — это будет последняя: сделай мне за ночь церковь из воску чистого, чтобы к утренней заре готова была. Сделаешь — выбирай любую из дочек моих, сам в эту церковь венчаться пойдёшь. Не сделаешь — голову долой!
Опять идёт Иван по двору и слезами умывается.
— О чём горюешь, Иванушка? — спрашивает его Василиса Премудрая.
— Как не горевать! Приказал мне твой батюшка за одну ночь сделать церковь из воску чистого.
— Ну, это ещё не беда — беда впереди будет. Ложись-ка спать. Утро вечера мудренее.
Послушался Иван, лёг спать, а Василиса Премудрая вышла на крыльцо и закричала громким голосом:
— Гей вы, пчёлы работящие! Сколько вас на белом свете ни есть — все летите сюда! Слепите мне из воску чистого церковь высокую, чтобы к утренней заре готова была, чтобы к полудню мне в ту церковь венчаться идти.
Поутру встал морской царь, глянул в окошко — стоит церковь из воску чистого, так и светится на солнышке, будто лампадка.
— Ну спасибо тебе, добрый молодец! Каких слуг у меня не было, а никто не сумел лучше тебя угодить. Есть у меня двенадцать дочерей — выбирай себе в невесты любую. Угадаешь до трёх раз одну и ту же девицу, будет она тебе женой верною. Не угадаешь — голову с плеч!
«Ну, это дело нетрудное»,- думает Иванушка. Идёт от царя, сам усмехается.
Увидала его Василиса Премудрая, расспросила про всё и говорит:
— Уж больно ты прост, Иванушка! Задача тебе дана нелёгкая. Обернёт нас батюшка кобылицами и заставит тебя невесту выбирать. Ты смотри — примечай: на моей уздечке одна блёсточка потускнеет. Потом выпустит он нас голубицами. Сестры будут тихохонько гречиху клевать, а я нет-нет да и взмахну крылышком. В третий раз выведет он нас девицами — одна в одну и красой, и статью, и волосом, и голосом. Я нарочно платочком махну. По тому меня и узнавай.
Как сказано, вывел морской царь двенадцать кобылиц — одна в одну — и поставил в ряд.
— Любую выбирай!
Поглядел Иван зорко, видит — на одной уздечке блёсточка потускнела. Схватил за ту уздечку и говорит:
— Вот моя невеста!
— Дурную берёшь! Можно и получше выбрать.
— Ничего, мне и эта хороша.
— Выбирай в другой раз.
Выпустил царь двенадцать голубиц — перо в перо — и насыпал им гречихи.
Приметил Иван, что одна голубка всё крылышком потряхивает, и хвать её за крыло:
— Вот моя невеста!
— Не тот кус хватаешь — скоро подавишься. Выбирай в третий раз!
Вывел царь двенадцать девиц — одна в одну и красой, и статью, и волосом, и голосом.
Нипочём бы не узнать, да одна из них платочком махнула. Схватил её Иван за руку:
— Вот моя невеста!
— Ну, братец,- говорит морской царь,- я хитёр, а ты ещё похитрей меня.- И отдал за него Василису Премудрую замуж.
Ни много ни мало прошло времени — стосковался Иван по своим родителям, захотелось ему на святую Русь.
— Что невесел, муж дорогой? — спрашивает Василиса Премудрая.
— Ах, жена моя любимая, видел я во сне отца с матерью, дом родной, сад большой, а по саду детки бегают. Может, то братья мои да сестры милые, а я их наяву и не видывал.
Опустила голову Василиса Премудрая:
— Вот когда беда пришла! Если уйдём мы, будет за нами погоня великая. Сильно разгневается морской царь, лютой смерти нас предаст. Да делать нечего, надо ухитряться.
Смастерила она трёх куколок, посадила по углам в горнице, а дверь заперла крепко-накрепко. И побежали они с Иванушкой на святую Русь.
Вот утром ранёхонько приходят от морского царя посланные — молодых подымать, во дворец к царю звать.
Стучатся в двери:
— Проснитеся, пробудитеся! Вас батюшка зовёт.
— Ещё рано, мы не выспались,- отвечает одна куколка. Час прошёл, другой прошёл — опять посланный в дверь стучит:
— Не пора-время спать, пора-время вставать!
— Погодите. Вот встанем да оденемся,- отвечает другая куколка.
В третий раз приходят посланные: царь-де морской гневается, зачем они так долго прохлаждаются.
— Сейчас будем,- говорит третья куколка. Подождали, подождали посланные и давай опять стучаться. Нет отзыва, нет отклика.
Выломали они дверь. Глядят — а в тереме пусто, только куклы по углам сидят.
Доложили про то морскому царю. Разгневался он и послал во все концы погоню великую.
А Василиса Премудрая с Иванушкой уже далеко-далеко. Скачут на борзых конях без остановки, без роздыху.
— Ну-ка, муж дорогой, припади к сырой земле да послушай: нет ли погони от морского царя?
Соскочил Иван с коня, припал ухом к земле и говорит:
— Слышу я людскую молвь и конский топ.
— Это за нами гонят! — говорит Василиса Премудрая и оборотила коней зелёным лугом, Ивана — старым пастухом, а сама сделалась кудрявою овечкою.
Наезжает погоня:
— Эй, старичок, не проскакал ли здесь добрый молодец с красной девицей?
— Нет, люди добрые,- отвечает Иван.- Сорок лет пасу я на этом месте — ни одна птица мимо не пролётывала, ни один зверь мимо не прорыскивал.
Воротилась погоня назад:
— Царь-государь, никого мы в пути не наехали. Видели только — пастух овечку пасёт
Разгневался морской царь, закричал громким голосом:
— Эх вы, недогадливые! Скачите вдогон. Привезите мне овечку, а пастух и сам придёт.
Поскакала погоня царская. А Иван с Василисой Премудрой тоже не мешкают — торопят коней. Полдороги позади лежит, полдороги впереди стелется.
Говорит Василиса Премудрая: ‘
— А ну, муж дорогой, припади к земле да послушай: нет ли погони от морского царя?
Слез Иван с коня, припал ухом к земле и говорит:
— Слышу я конский топ и людскую молвь.
— Это за нами гонят! — говорит Василиса Премудрая. Сама сделалась часовенкой, коней оборотила деревьями, а
Иванушку — стареньким попом. Вот наезжает на них погоня:
— Эй, батюшка, не проходил ли мимо пастух с овечкою?
— Нет, люди добрые. Сорок лет я в этой часовне служу — ни одна птица мимо не пролётывала, ни один зверь не прорыскивал.
Повернула погоня назад:
— Царь-государь, не нашли мы пастуха с овечкою! Только в пути и видели, что часовню да попа старого.
Пуще прежнего разгневался морской царь:
— Эх вы, малоумные! Вам бы часовню разломать да сюда привезти, а поп и сам бы пришёл.
Снарядился он, вскочил на коня и поскакал вдогон за Иваном и Василисой Премудрою.
А те уже далёко уехали. Почитай, вся дорога позади лежит, Вот опять говорит Василиса Премудрая:
— Муж дорогой, припади к земле: не слыхать ли погони? Слез Иван с коня, припал ухом к сырой земле и говорит:
— Дрожит земля от топота конского.
— Это сам царь морской скачет! — говорит Василиса Премудрая.
И сделалась речкою. Коней оборотила речной травой, а Ивана — окунем.
Прискакал морской царь. Поглядел да сразу и узнал, что за речка течет, что за окунь в воде плещется^
Усмехнулся он и говорит:
— Коли так, будь же ты речкою ровно три года. Летом пересыхай, зимой замерзай, по весне разливайся!
Повернул коня и поскакал обратно в своё подводное царство.
Заплакала речка, зажурчала:
— Муж мой любимый, надо нам расстаться! Ступай ты домой, да смотри никому целовать себя не позволяй, кроме отца и матери. А коли поцелует тебя кто — забудешь меня.
Пришёл Иван домой, а дому не рад.
Поцеловался с отцом, с матерью, а больше ни с кем — ни с братом, ни с сестрою, ни с кумом, ни с кумою. Живёт, ни на кого не глядит.
Вот и год прошёл, и два, и третий к концу подходит.
Лёг как-то раз Иванушка спать, а дверь позабыл запереть. Зашла в горницу сестра его меньшая, увидала, что он спит, наклонилась и поцеловала его.
Проснулся Иван — ничего не помнит. Всё забыл. Забыл и Василису Премудрую, словно и в мыслях не бывала.
А через месяц просватали Ивана и начали свадьбу готовить.
Вот как стали пироги печь, пошла одна девка по воду, наклонилась к речке — воды зачерпнула да так и обмерла. Глядит на неё снизу — глаза в глаза — девица-красавица.
Побежала девка домой, рассказала встречному-поперечному про такое чудо. Пошли все на реку, да только никого не нашли. И речка пропала — не то в землю ушла, не то высохла.
А как вернулись домой, видят — стоит на пороге девица-красавица.
— Я,- говорит,- помогать вам пришла. Свадебные пироги печь буду.
Замесила она тесто круто, слепила двух голубков и посадила в печь:
— Угадай-ка, хозяюшка, что с этими голубками будет?
— А что будет? Съедим их — и всё тут.
— Нет, не угадала.
Открыла девица печь, и вылетели оттуда голубь с голубкою. Сели на оконце и заворковали. Говорит голубка голубку:
— Что ж ты, забыл, как была я овечкою, а ты пастухом?
— Забыл, забыл.
— Что ж ты, забыл, как была я часовенкой, а ты попом?
— Забыл, забыл.
— Что ж ты, забыл, как была я речкою, а ты окуньком?
— Забыл, забыл.
— Коротка же у тебя память, голубок! Забыл ты меня, как Иванушка — Василису Премудрую.
Услыхал эти слова Иванушка и всё припомнил. Взял он Василису Премудрую за руки белые и говорит отцу с матерью:
— Вот жена моя верная. А другой мне не надобно.
— Ну, коли есть у тебя жена, так совет вам да любовь! Новую невесту одарили и домой отпустили.
А Иванушка с Василисою Премудрою стали жить-поживать, добра наживать. Много воды с тех пор утекло, а они всё живут да хлеб жуют.
Пересказ А. Габбе, Рисунок И. Архангельской
З а тридевять земель, в тридесятом государстве жил — был царь с царицею; детей у них не было. Поехал царь по чужим землям, по дальним сторонам, долгое время домой не бывал; на ту пору родила ему царица сына, Ивана — царевича, а царь про то и не ведает.
Стал он держать путь в свое государство, стал подъезжать к своей земле, а день — то был жаркий — жаркий, солнце так и пекло! И напала на него жажда великая; что ни дать, только бы воды испить! Осмотрелся кругом и видит невдалеке большое озеро; подъехал к озеру, слез с коня, прилег на землю и давай глотать студеную воду. Пьет и не чует беды; а царь морской ухватил его за бороду.
— Пусти! — просит царь.
— Не пущу, не смей пить без моего ведома!
— Какой хочешь возьми откуп — только отпусти!
— Давай то, чего дома не знаешь.
Царь подумал — подумал… Чего он дома не знает? Кажись, все знает, все ему ведомо, — и согласился. Попробовал бороду — никто не держит; встал с земли, сел на коня и поехал восвояси.
Вот приезжает домой, царица встречает его с царевичем, такая радостная, а он как узнал про свое милое детище, так и залился горькими слезами. Рассказал царице, как и что с ним было, поплакали вместе, да ведь делать — то нечего, слезами дела не поправишь.
Стали они жить по — старому; а царевич растет себе да растет, словно тесто на опаре, — не по дням, а по часам, — и вырос большой.
«Сколько ни держать при себе, — думает царь, — а отдавать надобно: дело неминучее!» Взял Ивана — царевича за руку, привел прямо к озеру.
— Поищи здесь, — говорит, — мой перстень; я ненароком вчера обронил.
Оставил одного царевича, а сам повернул домой. Стал царевич искать перстень, идет по берегу, и попадается ему навстречу старушка.
— Куда идешь, Иван — царевич?
— Отвяжись, не докучай, старая ведьма! И без тебя досадно.
— Ну, оставайся с богом!
И пошла старушка в сторону.
…А Иван — царевич пораздумался: «За что обругал я старуху? Дай ворочу ее; старые люди хитры и догадливы! Авось что и доброе скажет». И стал ворочать старушку:
— Воротись, бабушка, да прости мое слово глупое! Ведь я с досады вымолвил: заставил меня отец перстень искать, хожу — высматриваю, а перстня нет как нет!
— Не за перстнем ты здесь: отдал тебя отец морскому царю; выйдет морской царь и возьмет тебя с собою в подводное царство.
Горько заплакал царевич.
— Не тужи, Иван — царевич! Будет и на твоей улице праздник; только слушайся меня, старуху. Спрячься вон за тот куст смородины и притаись тихохонько. Прилетят сюда двенадцать голубиц — всё красных девиц, а вслед за ними и тринадцатая; станут в озере купаться; а ты тем временем унеси у последней сорочку и до тех пор не отдавай, пока не подарит она тебе своего колечка. Если не сумеешь этого сделать, ты погиб навеки; у морского царя кругом всего дворца стоит частокол высокий, на целые на десять верст, и на каждой спице по голове воткнуто; только одна порожняя, не угоди на нее попасть!
Иван — царевич поблагодарил старушку, спрятался за смородиновый куст и ждет поры — времени.
Вдруг прилетают двенадцать голубиц; ударились о сыру землю и обернулись красными девицами, все до единой красоты несказанной: ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать! Поскидали платья и пустились в озеро: играют, плещутся, смеются, песни поют.
Вслед за ними прилетела и тринадцатая голубица; ударилась о сыру землю, обернулась красной девицей, сбросила с белого тела сорочку и пошла купаться; и была она всех пригожее, всех красивее!
Долго Иван — царевич не мог отвести очей своих, долго на нее заглядывался да припоминал, что говорила ему старуха, подкрался тихонько и унес сорочку.
Вышла из воды красная девица, хватилась — нет сорочки, унес кто — то; бросились все искать; искали, искали — не видать нигде.
— Не ищите, милые сестрицы! Улетайте домой; я сама виновата — недосмотрела, сама и отвечать буду. Сестрицы — красные девицы ударились о сыру землю, сделались голубицами, взмахнули крыльями и полетели прочь. Осталась одна девица, осмотрелась кругом и промолвила:
— Кто бы ни был таков, у кого моя сорочка, выходи сюда; коли старый человек — будешь мне родной батюшка, коли средних лет — будешь братец любимый, коли ровня мне — будешь милый друг!
Только сказала последнее слово, показался Иван — царевич. Подала она ему золотое колечко и говорит:
— Ах, Иван — царевич! Что давно не приходил? Морской царь на тебя гневается. Вот дорога, что ведет в подводное царство; ступай по ней смело! Там и меня найдешь; ведь я дочь морского царя, Василиса Премудрая.
Обернулась Василиса Премудрая голубкою и улетела от царевича.
А Иван — царевич отправился в подводное царство; видит — и там свет такой же, как у нас; и там поля, и луга, и рощи зеленые, и солнышко греет.
Приходит он к морскому царю. Закричал на него морской царь:
— Что так долго не бывал? За вину твою вот тебе служба: есть у меня пустошь на тридцать верст и в длину и поперек — одни рвы, буераки да каменье острое! Чтоб к завтрему было там как ладонь гладко, и была бы рожь посеяна, и выросла б к раннему утру так высока, чтобы в ней галка могла схорониться. Если того не сделаешь — голова твоя с плеч долой!
Идет Иван — царевич от морского царя, сам слезами обливается. Увидала его в окно из своего терема высокого Василиса Премудрая и спрашивает:
— Здравствуй, Иван — царевич! Что слезами обливаешься?
— Как же мне не плакать? — отвечает царевич. — Заставил меня царь морской за одну ночь сровнять рвы, буераки и каменья острые и засеять рожью, чтоб к утру она выросла и могла в ней галка спрятаться.
— Это не беда, беда впереди будет. Ложись с богом спать, утро вечера мудренее, все будет готово!
Лег спать Иван — царевич, а Василиса Премудрая вышла на крылечко и крикнула громким голосом:
— Гей вы, слуги мои верные! Ровняйте-ка рвы глубокие, сносите каменья острые, засевайте рожью колосистою, чтоб к утру поспела.
Проснулся на заре Иван — царевич, глянул — все готово: нет ни рвов, ни буераков, стоит поле как ладонь гладкое, и красуется на нем рожь — столь высока, что галка схоронится.
Пошел к морскому царю с докладом.
— Спасибо тебе, — говорит морской царь, — что сумел службу сослужить. Вот тебе другая работа: есть у меня триста скирдов, в каждом скирду по триста копен — все пшеница белоярая; обмолоти мне к завтрему всю пшеницу чисто — начисто, до единого зернышка, а скирдов не ломай и снопов не разбивай. Если не сделаешь — голова твоя с плеч долой!
— Слушаю, ваше величество! — сказал Иван — царевич; опять идет по двору да слезами обливается.
— О чем горько плачешь? — спрашивает его Василиса Премудрая.
— Как же мне не плакать? Приказал мне царь морской за одну ночь все скирды обмолотить, зерна не обронить, а скирдов не ломать и снопов не разбивать.
— Это не беда, беда впереди будет! Ложись спать с богом; утро вечера мудренее.
Царевич лег спать, а Василиса Премудрая вышла на крылечко и закричала громким голосом:
— Гей вы, муравьи ползучие! Сколько вас на белом свете ни есть — все ползите сюда и повыберите зерно из батюшкиных скирдов чисто — начисто.
Поутру зовет морской царь Ивана — царевича:
— Сослужил ли службу?
— Сослужил, ваше величество!
— Пойдем посмотрим.
Пришли на гумно — все скирды стоят нетронуты, пришли в житницы — все закрома полнехоньки зерном.
— Спасибо тебе, брат! — сказал морской царь.
— Сделай мне еще церковь из чистого воску, чтобы к рассвету была готова; это будет твоя последняя служба.
Опять идет Иван — царевич по двору и слезами умывается.
— О чем горько плачешь? — спрашивает его из высокого терема Василиса Премудрая.
— Как мне не плакать, доброму молодцу? Приказал морской царь за одну ночь сделать церковь из чистого воску.
— Ну, это еще не беда, беда впереди будет. Ложись-ка спать; утро вечера мудренее.
Царевич улегся спать, а Василиса Премудрая вышла на крылечко и закричала громким голосом:
— Гей вы, пчелы работящие! Сколько вас на белом свете ни есть, все летите стада и слепите из чистого воску церковь божию, чтоб к утру была готова.
Поутру встал Иван — царевич, глянул — стоит церковь из чистого воску, и пошел к морскому царю с докладом.
— Спасибо тебе, Иван — царевич! Каких слуг у меня ни было, никто не сумел так угодить, как ты. Будь же за то моим наследником, всего царства сберегателем, выбирай себе любую из тринадцати дочерей моих в жены.
Иван — царевич выбрал Василису Премудрую; тотчас их обвенчали и на радостях пировали целых три дня.
Ни много ни мало прошло времени, стосковался Иван — царевич по своим родителям, захотелось ему на святую Русь.
— Что так грустен, Иван — царевич?
— Ах, Василиса Премудрая, взгрустнулось по отцу, по матери, захотелось на святую Русь.
— Вот это беда пришла! Если уйдем мы, будет за нами погоня великая; морской царь разгневается и предаст нас смерти. Надо ухитряться!
Плюнула Василиса Премудрая в трех углах, заперла двери в своем тереме и побежала с Иваном — царевичем на святую Русь.
На другой день ранехонько приходят посланные от морского царя — молодых подымать, во дворец к царю звать. Стучатся в двери:
— Проснитеся, пробудитеся! Вас батюшка зовет.
— Еще рано, мы не выспались: приходите после! — отвечает одна слюнка.
Вот посланные ушли, обождали час — другой и опять стучатся:
— Не пора — время спать, пора — время вставать!
— Погодите немного: встанем, оденемся! — отвечает вторая слюнка.
В третий раз приходят посланные:
— Царь — де морской гневается, зачем так долго они прохлаждаются.
— Сейчас будем! — отвечает третья слюнка.
Подождали — подождали посланные и давай опять стучаться: нет отклика, нет отзыва! Выломали двери, а в тереме пусто.
Доложили дарю, чаю молодые убежали; озлобился он и послал за ними погоню великую.
А Василиса Премудрая с Иваном — царевичем уже далеко — далеко! Скачут на борзых конях без остановки, без роздыху.
Ну-ка, Иван — царевич, припади к сырой земле да послушай, нет ли погони от морского царя?
Иван — царевич соскочил с коня, припал ухом к сырой земле и говорит:
— Слышу я людскую молвь и конский топ!
— Это за нами гонят! — сказала Василиса Премудрая и тотчас обратила коней зеленым лугом, Ивана — царевича — старым пастухом, а сама сделалась смирною овечкою.
Наезжает погоня:
— Эй, старичок! Не видал ли ты — не проскакал ли здесь добрый молодец с красной девицей?
— Нет, люди добрые, не видал, — отвечает Иван — царевич, — сорок лет, как пасу на этом месте, — ни одна птица мимо не пролетывала, ни один зверь мимо не прорыскивал!
Воротилась погоня назад:
— Ваше царское величество! Никого в пути не наехали, видали только: пастух овечку пасет.
— Что ж не хватали? Ведь это они были! — закричал морской царь и послал новую погоню.
А Иван — царевич с Василисою Премудрою давным-давно скачут на борзых конях.
— Ну, Иван — царевич, припади к сырой земле да послушай, нет ли погони от морского царя?
Иван — царевич слез с коня, припал ухом к сырой земле и говорит:
— Слышу я людскую молвь и конский топ.
— Это за нами гонят! — сказала Василиса Премудрая; сама сделалась церковью, Ивана — царевича обратила стареньким попом, а лошадей — деревьями.
Наезжает погоня:
— Эй, батюшка! Не видал ли ты, не проходил ли здесь пастух с овечкою?
— Нет, люди: добрые, не видал; сорок лет тружусь в этой церкви — ни одна птица мимо не пролетала, ни один зверь мимо не прорыскивал.
Повернула погоня назад:
— Ваше царское величество! Нигде не нашли пастуха с овечкою; только в пути и видели, что церковь да попа — старика.
— Что же вы церковь не разломали, попа не захватили? Ведь это они самые были! — закричал морской царь и сам поскакал вдогонь за Иваном — царевичем и Василисою Премудрою.
А они далеко уехали.
Опять говорит Василиса Премудрая:
— Иван — царевич! Припади к сырой земле — не слыхать ли погони?
Слез Иван — царевич с коня, припал ухом к сырой земле и говорит:
— Слышу я людскую молвь и конский топ пуще прежнего.
— Это сам царь скачет.
Оборотила Василиса Премудрая коней озером, Ивана — царевича — селезнем, а сама сделалась уткою.
Прискакал царь морской к озеру, тотчас догадался, кто таковы утка и селезень; ударился о сыру землю и обернулся орлом. Хочет орел убить их до смерти, да не тут — то было: что не разлетится сверху… вот — вот ударит селезня, а селезень в воду нырнет; вот — вот ударит утку, а утка в воду нырнет! Бился, бился, так ничего не смог сделать. Поскакал царь морской в свое подводное царство, а Василиса Премудрая с Иваном — царевичем выждали доброе время и поехали на святую Русь.
Долго ли, коротко ли, приехали они в тридесятое царство.
— Подожди меня в этом лесочке, — говорит Иван — царевич Василисе Премудрой, — я пойду доложусь наперед отцу, матери.
— Ты меня забудешь, Иван — царевич!
— Нет, не забуду.
— Нет, Иван — царевич, не говори, позабудешь! Вспомни обо мне хоть тогда, как станут два голубка в окна биться!
Пришел Иван — царевич во дворец; увидали его родители, бросились ему на шею и стали целовать — миловать его; на радостях позабыл Иван — царевич про Василису Премудрую.
Живет день и другой с отцом, с матерью, а на третий задумал свататься к какой — то королевне.
Василиса Премудрая пошла в город и нанялась к просвирне в работницы. Стали просвиры готовить; она взяла два кусочка теста, слепила пару голубков и посадила в печь.
— Разгадай, хозяюшка, что будет из этих голубков?
— А что будет? Съедим их — вот и все!
— Нет, не угадала!
Открыла Василиса Премудрая печь, отворила окно — и в ту ж минуту голуби встрепенулися, полетели прямо во дворец и начали биться в окна; сколько прислуга царская ни старалась, ничем не могла отогнать прочь.
Тут только Иван — царевич вспомнил про Василису Премудрую, послал гонцов во все концы расспрашивать да разыскивать и нашел ее у просвирни; взял за руки белые, целовал в уста сахарные, привел к отцу, к матери, и стали все вместе жить да поживать да добра наживать.