Особенности становления массовой литературы XX века.
§ 1. «Переходные эпохи» и феномен массовой литературы.
§ 2.Развитие массовой литературы в начале XX века.
Ранняя проза А.П.Чехова и литературная иерархия рубежа веков
Пути развития массовой литературы в начале XX века.
§ 3. Авантюрный роман 1920-х годов и пути развития массовой литературы XX века.
Тема путешествия в авантюрном романе 1920-х гг. 120,
Мистификация и пародия в авантюрном романе 1920-х годов
Авантюрный роман 1920-х годов и газета
Кинематографичность авантюрного романа
Беллетристика как «срединное» поле литературы
§ 1 Путь от авантюрного романа к беллетристике как стратегия развития творчества писателей.
§ 2 Феномен женской беллетристики.
§ 3 «Мидл-литература» в контексте современного литературного процесса
§ 4 Современная мемуарная беллетристика.
§ 5 Проект Б.Акунина «Жанры» как этап в развитии современной беллетристики.
Поэтика современной отечественной массовой литературы.
§ 1. Писатель- социокультурная ситуация - читатель: доминанты развития современной массовой литературы. - Образ читателя как организующая доминанта массовой литературы
§ 3. Женский детектив: творчество А.Марининой и векторы развития жанра.
§ 4. Поэтика повседневности массовой литературы.
§ 5.Типологические черты любовного романа рубежа ХХ-ХХ1 вв.
§ 6. Трансформация классического текста в современной массовой литературе.
§ 7. Поэтика заглавия в массовой литературе.
§8. Лексико-стилистическое своеобразие современной массовой литературы
Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Черняк, Мария Александровна
Существенные изменения, произошедшие в культурном пространстве России в конце XX века, естественно затронули и литературный процесс. Трансформации обнаруживаются в разных сферах литературного пространства; изменились качественные и количественные соотношения произведений разных жанров.
В конце 1990-х годов произошла очевидная маргинализация и коммерциализация отдельных слоев культуры; литература стала превращаться в один из каналов массовой коммуникации, что ярко проявляется в современной литературной практике. Эпоха релятивизма предполагает множество равноправных подходов к действительности. В связи с этим обращение к проблемам массовой литературы становится особенно актуальным и необходимым. Массовая литература, будучи одним из самых заметных проявлений современной культуры, остается теоретически малоосмысленным феноменом.
Сложные процессы, характеризующие современное состояние массовой литературы, могут быть исследованы лишь на фоне литературной жизни предшествующих десятилетий XX века.
Актуальность диссертационного исследования определяется необходимостью осмысления российской массовой литературы XX века как целостного объекта литературоведения, изучения генезиса этого объекта в XX веке, определения специфики массовой литературы и основных черт ее поэтики.
Термин «массовая литература» достаточно условен и обозначает не столько широту распространения того или иного издания1, сколько
1 Нередко термин «массовая литеартура» привязывется только к росту массового книгоиздательства: «Массовым следует назвать любое произведение, возникшее в постгутенберговскую эпоху и бытующее в определенную жанровую парадигму, в которую входят детектив, фантастика, фэнтези, мелодрама и др. В западном литературоведении применительно к подобной литературе используются термины «тривиальная», «формульная», «паралитература», «популярная литература» (Зоркая 1998, Мендель 1999, Дубин 2001).
Коммерциализация писательской деятельности и ее вовлечение в рыночные отношения, увеличение количества читателей, связанное как с мощным развитием книгоиздания и книжной торговли, так и с повышением образовательного уровня, стали предпосылками становления массовой литературы. С 1895 года, когда сложились и отработались новые массовые формы книгораспространения и книгоиздания, в США журнал «Букмэн» стал печатать списки бестселлеров. Сегодня слово «бестселлер» (от англ. bestseller. - «хорошо продающаяся» книга), утеряв помету «эконом.», приобрело иную стилистическую окраску, и обозначает занимательную, успешную, модную книгу. Разделение литературы на массовую и элитарную связано, прежде всего, с качественно новым существованием литературы в условиях индустриального общества и с концом существования письменности в закрытых салонах и академических кружках (Huyssen 1986, Docker 1995, Гудков, Дубин, Страда 1998).
Массовая литература выступает как достаточно универсальный термин, возникший в результате размежевания художественной литературы по ее эстетическому качеству и обозначающий нижний ярус литературы, включающий в себя произведения, которые не входят в официальную литературную иерархию своего времени и остаются чуждыми «господствующей литературной теории эпохи» (Рейтблат! 992:6). условиях современного технического прогресса» (Белокурова С.П., Друговейко C.B. Русская литература. Конец XXвека.-СПБ., 2001, С.239).
Диапазон проблематики принципиально меняет видение литературы, а соответственно и структурное рассмотрение любых литературных фактов, равно как и артефактов культуры. «Категории поэтики заведомо подвижны: от периода к периоду и от литературы к литературе они меняют свой облик, смысл, вступают в новые связи и отношения, складываются в особые и отличные друг о друга системы. Характер каждой такой системы обусловлен литературным сознанием эпохи. <.> Художественное сознание эпохи претворяется в ее поэтике, а смена типов художественного сознания обусловливает главные линии и направления исторического движения», - отмечают современные ученые (Аверинцев и др. 1994: 78).
В отечественных и западных исследованиях последних лет неоднократно ставился вопрос об общем структурном кризисе гуманитарных дисциплин. Так, например, М.Гронас видит выход из этого кризиса в колонизации (освоении новых предметных областей, еще не занятых соседними дисциплинами, но уже представляющих общественную ценность) и экспансии (захвате чужих, уже занятых соседними дисциплинами предметных областей (эта стратегия называется интердисциплинарностью) (Гронас 2002).
М.Эпштейн настаивает на особом синтетическом пути гуманитарных наук, некоей генеративной теории XXI века, которая «не просто исследует то, что уже сформировалось в гуманитарном поле, но сама порождает «семейства» новых концепций, жанров, дисциплин» (Эпштейн 2004:17). Автор вводит термин «абдукция (abduction - буквально «похищение», «умыкание») - выведение понятия из того категориального ряда (дисциплины, школы, концепции), в котором оно закреплено традицией, и перенесение его в другой ряд или множественные ряды понятий; логический прием, основанный на расширительной работе с теоретическим понятием (Эпштейн 2004: 824), который представляется очень точным при выработке нового инструментария анализа массовой литературы XX века, так как обращение к подобным текстам неминуемо выводит исследователя к расширению границ филологического анализа.
Интересным примером разработки нового концептуального аппарата, новых средств объяснения социокультурных реалий, их адекватности и результативности представляется исследование Р.Дарнтона «Высокое Просвещение и литературные низы в предреволюционной Франции». Автор, исходя из того, что в интеллектуальной истории раскопки нижних слоев требуют новых методов и новых материалов, не углубления в философские трактаты, а поисков в архивах, делает предположение, что «Просвещение было чем-то намного более земным, чем та высокогорная интеллектуальная атмосфера, какую описывают авторы учебников, и имеет смысл усомниться в слишком умственной, слишком метафизической картине интеллектуальной жизни в восемнадцатом веке» (Дарнтон 1999).
Скажут, что критика должна единственно заниматься произведениями, имеющими видимое достоинство; не думаю, иное сочинение само по себе ничтожно, но замечательно по своему успеху или влиянию; и в сем отношении нравственные наблюдения важнее наблюдений литературных», - эти слова, звучащие современно в конце XX века, были сказаны А.С.Пушкиным 150 с лишним лет назад (Пушкин 1978:309).
Сегодня очевидно, что внимание к произведениям «второго ряда» не только расширяет культурный горизонт, но радикально меняет оптику, ведь разнообразие массовой культуры - это разнообразие типов социальности1. Проблема массовой литературы включается в широкий контекст социологии культуры, и социологии литературы в частности.
1 Примером расширения поля современных литературоведческих исследований может служить статья Л.Плетневой, в которой устанавливается связь повести Н.В.Гоголя «Нос» с лубочной картинкой «Похождение о носе и сильном морозе». Если сейчас мы легко можем поставить лубочный текст в один ряд с народной песней или былиной, то в XVIII-XIX веках сопоставлять эти жанры было невозможно. В романтической конструкции литературного пространства тексты, порожденные низовой урбанистической культурой, не находили себе места. Лубки занимали ту нишу, которую в наше время занимают телесериалы, комиксы, постеры и детективы в ярких обложках (Плетнева 2003:123).
Многоуровневость литертурного процесса - факт, признанный своременным литературоведением. Очевидно, что картина истории литературы XX в. будет действительно полной лишь тогда, когда она отразит и литературный поток, часто просто игнорируемый, называемый паралитературой, литературой массовой, третьесортной, недостойной внимания и анализа. В 1924 г. В.М.Жирмунский отмечал, что «вопросы литературной традиции требуют широкого изучения массовой литературы эпохи» (Жирмунский 1977).
В 1920-е годы не только в работах формалистов рассматривались социальные предпосылки становления литературы: заслуживают внимания новаторские в этом отношении работы А.Белецкого, А.Рубакина и др. В советском литературоведении, когда, по меткому определению А.Белинкова, «исследование реальной истории художественной литературы уступило место обстоятельному описанию хороших книг, <. > наука о литературе превратилась в «Жизнь замечательных людей», а из литературоведения ушел вопросительный знак» (Белинков 2002:509), социология литературы как дисциплина не разрабатывалась. Первые исследования появляются в начале 1990-х годов (Гудков, Дубин 1994, Добренко 1997, Добренко 1998, Гудков, Дубин, Страда 1998, Дубин 2001 и др.).
Читатель, его кругозор, интересы, вкусы, ожидания составляют предмет социологии литературы1. Социология литературы в современном ее понимании, безусловно, расходится и в целях, и задачах, и в предмете исследования с вульгарной социологией Г. Плеханова, А. Луначарского, В. Переверзева и др., анализировавших текст в зависимости от соответствия или несоответствия политическим задачам, выдвинутым партией, от «психоидеологии» эпохи. Задачей современной социологии литературы
1 Проблемное поле социологии литературы включает исследования социальной организации литературы: ролей писателя, критика, литературоведа и их культурно-исторического генезиса; стандартов вкуса у различных категорий читающей публики. Социология литературы систематически изучает складывание основных литературных канонов и динамику авторитетов (состав "образцовых" авторов-"классиков"), как неотъемлемой части литературоведения стало рассмотрение существования литературы в обществе в качестве специфического института, обладающего своей структурой и ресурсами (литературной культурой, канонами, традициями, авторитетами, нормами создания и интерпретации литературных явлений.).
Лидер констанцской школы рецептивной эстетики Х.-Р.Яусс связывал изменения в интерпретации произведения со сменой его восприятия читателями, с разными структурами нормативных ожиданий. Применение методологии рецептивной эстетики к истории литературы как социокультурного института позволяет увидеть влияние экстралитературных факторов (Гудков, Дубин, Страда 1998) на собственно литературную эволюцию.
Работы, посвященные проблемам изучения читателя, делятся на две большие категории: с одной стороны те, что относятся к феноменологии индивидуального акта чтения (Р.Ингарден, В.Изер и др.), с другой стороны те, что заняты герменевтикой общественного отклика на текст (Г. Гадамер, Х.Р.Яусс и др.). Рецептивный подход подводит современного исследователя к необходимости вычленения новых параметров жанровой идентификации, определения системы жанровых сигналов, ментальной доминанты, формирующейся в процессе читательского восприятия и определяющей новый «закон жанра» (Большакова 2003).
В филологической науке давно сложилась традиция, согласно которой «высокие» сферы творчества персонифицировались и фиксировались, в то время как «низкие» воспринимались как некое не оформившееся, анонимное художественное пространство. Л.Гудков и Б.Дубин в глубоком и новаторском исследовании «Литература как социальный институт» пишут о вреде селекции литературного потока и удержания нормативного, иерархического структурированного состава культуры (Гудков, Дубин 1994: 67). характер восприятия новых произведений и оценку наиболее популярных жанров, массовой поэтики,
В различных научных публикациях журнала «Новое литературное обозрение» (№ 22, 40, 57 и др.) не раз ставился вопрос об актуализации интереса к феномену массовой литературы, о многоуровневом подходе к литературному произведению, обсуждалась многовариантность эстетического творчества и восприятия, разных (по цели, функции, исторической, социальной, культурной «принадлежности» и т.д.) эстетик, в том числе конкурирующих.
Взаимообусловленность эстетического и социального, многообразие потребностей, «обслуживаемых» литературным произведением как явлением, социальной речи, при таком подходе актуальны как никогда. А категории жанра, стиля, <.> традиционные оппозиции классического и авангардного, элитарного и массового должны предстать в новом освещении» (Бенедиктова 2002:16). Нельзя не признать правоту слов социолога Л.Гудкова: «Согласитесь - все-таки это странная наука о литературе, которую не занимает 97% литературного потока, то, что называется «литературой» и что читает подавляющее большинство людей? Может, сведем всю биологию к бабочкам?» (Гудков 1996).
Необходимость серьезного научного изучения отечественной массовой литературы пришло в середине 1990-х, и было обусловлено резким изменением структуры книжного рынка. «Происходит своего рода эмансипация читателя, освобождение его от диктата прежней литературоцентристской идеологии и давления стандартов «высокого вкуса», а следовательно - расширение и утверждение семантической роли литературы. Симптомом этого является процесс поворота литературной критики к переоценке и осмыслению феномена массовой литературы, хотя процесс этот сейчас находится в самом начале», - писала в 1997 г. социолог Наталья Зоркая (Зоркая 1997:35). Однако почти через десять лет ситуация практически не изменилась, массовая литература осталась в поле зрения лишь литературной критики и социологов литературы. взаимосвязь литературных и идеологических конструкций (Дубин 2003: 12).
Включение в поле зрения нового материала, традиционно квалифицировавшегося как нелитература или как пограничные феномены литературной культуры, естественно обнаружило ограниченность принятых средств литературоведческого анализа. «Обращение к «массовой литературе» нередко вызывает излишние эмоции, по отношению к ней существуют весьма противоречивые точки зрения. Причина этого кроется не только в том, что само определение предмета дискуссии составляет трудность, но и потому, что те, кто занимается такой литературой, неизбежно сталкиваются с рядом методологических и ценностных проблем. Дилемма состоит, например, в том, что возникновение и воздействие подобной литературы в значительной степени зависит от внелитературного контекста. Методы ее исследования неизбежно выходят за традиционные дисциплинарные границы» (Менцель 1999: 57). Феномен массовой литературы непременно выводит любого исследователя к междисциплинарным вопросам, связанным и с социологией, и с культурологией, и с философией, и с психологией.
Практически не выработан язык, пригодный для адекватного описания современной массовой литературы. Если в западном литературоведении исследование феномена популярной литературы представлено достаточно широко (Kitsch 1969, Brooks 1985, Taylor 1989, Radway 1991, Woodmansee 1994, Rosenfeld 1999 и др.), то в России произведения массовой литературы активно обсуждаются в литературной критике последних лет, но до сих пор не были предметом специального литературоведческого научного исследования. В то же время феномен современной массовой культуры во всей ее полифоничности активно обсуждается представителями разных гуманитарных профессий (философов, культурологов, социологов, литературоведов), о чем свидетельствуют работы последних лет (Массовый успех 1989, Чередниченко 1994, Мазурина 1997, Соколов 2001, Массовая культура России 2001, Популярная литература 2003).
Методы исследования феномена массовой литературы неизбежно выходят за традиционные дисциплинарные границы. Такое расширение поля филологических исследований представляется чрезвычайно важным, поскольку изменения в современном литературном процессе в значительной степени обусловлены изменением круга чтения, унифицированностью запросов и вкусов массового потребителя, которые соответствуют фундаментальным основам массовой культуры. Неслучайно Ю.М.Лотман настаивал на том, что понятие «массовой литературы» -«понятие социологическое. Оно касается не столько структуры того или иного текста, сколько его социального функционирования в общей системе текстов, составляющих данную культуру» (Лотман 1993:231).
В связи с этим возникла необходимость выработки особого литературоведческого инструментария, в котором велика роль смежных, особенно психологических и социальных, дисциплин не отменяющих, но дополняющих поэтику и эстетику. Нельзя не согласиться с Д.С.Лихачевым, полагавшим, что «наука может развиваться только тогда, когда в ней существуют разные школы и разные подходы к материалу (Лихачев 1993:614).
В разные периоды развития литературы наблюдалось разное отношение к народной (массовой) культуре, чаще всего оно было негативным и равнодушным. А.В.Чернов в глубоком исследовании «Русская беллетристика 20-40-х годов XIX века» на широком материале малоизученной беллетристической прозы XIX века доказывает, что «беллетристика оказалась формой словесности, наиболее адекватно отвечающей эстетическим потребностям времени: именно она в наибольшей мере соответствовала экстенсивному расширению сферы литературы с сохранением ориентации на среднюю эстетическую норму» (Чернов 1997: 148).
В.Г.Белинский, как известно, значительное внимание уделявший народной литературе и социокультурным механизмам успеха и признания, задавая иронический вопрос: «Иногда в целое столетие едва ли явится один гениальный писатель: неужели же из этого должно следовать, что иногда целое столетие общество должно быть совсем без литературы?» (Белинский 1984:31).
В середине XIX в. М.Е.Салтыков-Щедрин, размышляя о степени и природе популярности того или иного литературного произведения, писал: «сочинения, представляющие в данную минуту живой интерес, сочинения, которых появление в свет было приветствовано общим шумом, постепенно забываются и сдаются в архив. Тем не менее, игнорировать их не имеют права не только современники, но даже отдалённое потомство, потому что в этом случае литература составляет, так сказать, достоверный документ, на основании которого легче восстановить характеристические черты времени и узнать его требования» (Салтыков-Щедрин 1966:455).
Интерес к массовой литературе возник в русском классическом литературоведении (А.Пыпин, С.Венгеров, В.Сиповский, А.Веселовский, В.Перетц, М.Сперанский, В. Адрианова-Перетц и др.) как противодействие романтической традиции изучения выдающихся писателей, изолированных от окружающей их эпохи и противопоставленных ей.
Массовая литература возникает в обществе, имеющем уже традицию сложной «высокой» культуры и выделяется в качестве самостоятельного явления тогда, когда становится, во-первых, коммерческой и, во-вторых, профессиональной. A.A. Панченко совершенно справедливо писал: «Наши представления о «высокой» и «низкой», «тривиальной» и «оригинальной», «элитарной» и «массовой», «устной» и «письменной» литературе в большей степени детерминированы актуальными социокультурными приоритетами, нежели абстрактными критериями формы, эстетики и поэтики. Поэтому даже в рамках сравнительно короткого исторического периода можно наблюдать самые противоречивые мнения о тех или иных градациях «изящной» и «не изящной словесности»» (Панченко 2002:391). Необходимо подчеркнуть, что зачастую те произведения, которые традиционно относились к низким жанрам, воспринимались позже как тексты, обладающие несомненными эстетическими достоинствами.
Актуальность обращения к массовой литературе определяется еще одним фактором, отмеченным Б.Дубиным: «Во второй половине 90-х годов главным человеком в России стал средний человек: высокие присели, низкие поднялись на цыпочки, все стали средними. Отсюда значительная роль «средней» литературы при изучении России 90-х годов (кстати, «средний» значит еще и опосредующий, промежуточный, связывающий)» (Дубин 2004). Действительно, массовая литература XX в. дает возможность оценить и ощутить огромные социальные изменения в российском обществе.
Новой чертой современной массовой культуры является ее прогрессирующий космополитический характер, связанный с процессами глобализации, стирание национальных различий и, как следствие, -единообразие мотивов, сюжетов, приемов. «Массовая культура как новейшая индустриальная модификация фольклора (отсюда ее клишированность, повторяемость элементов и структур) ориентируется уже не на язык конкретной национальной культуры, а на транснациональный код «масскультурных» знаков, опознаваемых и потребляемых в мире» (Зенкин 2003: 157). В одном культуром поле оказываются сегодня В.Пелевин и П.Коэльо, Б.Акунин и Х.Мураками, В.Сорокин и М.Павич. Массовая литература не только предоставляет читателю возможность выбора «своего» текста, но и в полной мере удовлетвряет страсть массового человека к подглядыванию, интерес к сплетням, байкам, анекдотам.
Феномен современной культуры, живущей в условиях «глобального супермаркета», связывается для американского исследователя Д.Сибрука с понятием «шума» - коллективным потоком сознания, в котором «смешаны политика и сплетни, искусство и порнография, добродетель и деньги, слава героев и известность убийц» (Сибрук 2005:9). Этот «шум» способствует возникновению мощного культурного переживания, моменту, который Сибрук называет «ноубрау» (nobrow) - не высокой (haghbrow), не низкой (lowbrow), и даже не средней (middlebrow) культуры, а существующей вообще вне иерархии вкуса (Сибрук 2005:19). Действительно, понятие художественного вкуса становится существенным при определении феномена массовой культуры.
Массовая культура занимает промежуточное положение между обыденной культурой, осваиваемой человеком в процессе его социализации, и специализированной, элитарной культурой, освоение которой требует определенного эстетического вкуса и образовательного уровня. Массовая культура выполняет функцию транслятора культурных символов от специализированной культуры к обыденному сознанию (Орлова 1994). Основная ее функция - упрощение и стандартизация передаваемой информации. Эта функция и определяет особенности дискурса массовой культуры. Массовая культура оперирует предельно простой, отработанной предшествующей культурой техникой. «Она традиционна и консервативна, ориентирована на среднюю языковую семиотическую норму, поскольку обращена к огромной читательской, зрительской и слушательской аудитории» (Руднев 1999: 156).
Концептуальную значимость имеет идея Ю.М.Лотмана о том, что массовая литература устойчивее сохраняет формы прошлого и почти всегда представляет собой многослойную структуру (Лотман 1993:213). Интерес к массовой литературе в литературоведческих исследованиях последнего десятилетия представляется вполне закономерным, поскольку изменения в обыденном сознании в значительной степени обусловлены изменением круга чтения.
Массовая литература создается в соответствии с запросами читателя, нередко весьма далекого от магистральных направлений культуры, однако ее активное присутствие в литературном процессе эпохи - знак социальных и культурных перемен. Постичь особенности массовой литературы, своеобразие ее жанров и поэтики - значит не только определить сущность этого социокультурного феномена, выявить сложные взаимоотношения «большой» и «второразрядной» литературы, но и проникнуть во внутренний мир нашего современника.
Литературный процесс любой эпохи неизбежно предполагает конфликты и чередование старых и новых жанров; каноны, по которым живет основное направление литературы, могут изменяться со временем. При обсуждении вопроса о художественной и массовой литературе важно не ограничиваться только эстетической оценкой, но попытаться осмыслить литературный процесс с точки зрения динамики жанров и их взаимосвязи. Как правило, именно в период общественных потрясений размываются границы между жанрами, усиливается их взаимопроникновение и предпринимаются попытки реформировать старые жанры и создавать новые, чтобы придать свежее дыхание культуре в целом. В классической статье «Литературный факт» (1928) Ю.Тынянов писал: «В эпоху разложения какого-нибудь жанра он из центра перемещается в периферию, а на его место из мелочей литературы, из ее задворков и низин вплывает в центр новое явление (это и есть явление «канонизации младших жанров», о котором говорит В.Шкловский). Так стал бульварным авантюрный роман, так становится сейчас бульварною психологическая повесть» (Тынянов 1977: 258).
В антитезе «высокой литературы» массовое искусство выступает как создающее другое объяснение жизни - вперед выдвигается познавательная функция. Эта двойная природа «примитивности» массовой литературы, проявляющаяся и в отношении к другим конструктивным принципам, определяет и противоречивость ее функции в общей системе культуры (Лотман 1993).
Показательна, например, дискуссия, развернувшаяся на страницах журнала «Знамя» «Современная литература: Ноев ковчег?» (1999). Один из вопросов, предложенных редакцией, звучал так: «Многоукладность в литературе - это знак общественно- культурного неблагополучия?». Несмотря на разнообразные, зачастую противоречивые точки зрения, J участники дискуссии пришли к выводу, что «феномен потока» вывернул наизнанку вчерашние ценностные ориентиры, став социокультурной реальностью переходной эпохи рубежа ХХ-ХХ1 вв.
Ю.М.Лотман определил роль массовой литературы в эпоху возникновения новой литературной системы, следовательно, и новой эстетической парадигмы в целом: «Размывание границ между высоким и низким, элитарным и массовым путем их объединения в процессе восприятия - характерное выражение не только очередной смены эстетических парадигм, но и отличительных особенностей содержания происходящих изменений» (Лотман 1993: 134).
Массовая культура - обязательная срединная составляющая любого культурно-исторического феномена, именно в ней находятся резервные средства для новаторских решений будущих эпох. Ярким примером реализации беллетристических установок, далеко перешагнувшим рамки массовой словесности, свидетельством «процесса размывания жанровых границ» становятся произведения В.Пелевина, А.Слаповского, А.Королева, М.Веллера, В.Токаревой и др. В них моделируются многослойные в семантическим плане повествования, насквозь пронизанные «литературностью», играющие на эффекте узнавания и конкретных текстов, и литературных традиций, и жанров массовой литературы.
Искусственная идеологическая система, какой долгие годы был соцреализм, лишила русскую литературу нормального развития. Ведь именно свободный диалог между массовой и элитарной литературами определяет здоровье культуры. «В XX веке Россия выпала из того необходимого круговорота культуры, который вынуждает массовое общество переводить фольклорную, почвенную культуру в масскульт. Отсюда, из уже ставшей универсальной, всемирной массовой культуры рождается штучный мастер, художник (точно так же, как из традиции появились Софоклы и Аристофаны). Он обживает и осваивает форму, созданную масскультом: форма получается народная, а содержание -авторское», - отмечает А.Генис (Генис 1999: 78).
В советское время, часто вопреки соцреалистическому канону, развивалась беллетристика, представляющая собой некое «срединное» пространство литературы; в этой нише развивалось творчество В.Катаева, В.Каверина, Вс.Иванова, И.Ильфа и Е.Петрова, В.Пановой, К.Паустовского и многих других.
К концу 1970-х годов тяга советского читателя к сюжетному роману, детективу и мелодраме вылилась в массовую сдачу макулатуры, на талоны за которую можно было купить сборники английского и шведского детектива, романы А.Дюма, М.Дрюона, А.Кристи и др. Современный писатель Н.Крыщук с досадой пишет об оторванности людей его поколения от развития мировой массовой литературы: «Почти вся жизнь прошла без фантастики, приключений и детективов. А жаль. Те, кто упивался подобной литературой в детстве,- счастливые люди. Детективы и приключения снимают на время головную боль вечных вопросов, делая вид, что занимаются с тобой гимнастикой ума и навыками мимолетной проницательности и сострадания» (Крыщук 2001).
Лишь к 1990-м годам начинает восстанавливаться утерянная в 1920-е годы полифоничность отечественной культуры. Причем массовый читатель 1990-х шел тем же путем, что и читатель 1920-х годов, - от увлечения зарубежным детективом и западной мелодрамой к постепенному созданию отечественной массовой литературы, которая сегодня активно развивается и находит свое место в современном литературном процессе.
Ю.М.Лотман писал о том, что распределение внутри литературы сферы «высокого» и «низкого» и взаимное напряжение между этими областями делает литературу не только суммой текстов, но и единым текстом, целостным художественным дискурсом: «В зависимости от исторических условий, от момента, который переживает данная литература в своем развитии, та или иная тенденция может брать верх. Однако уничтожить противоположную она не в силах: тогда остановилось бы литературное развитие, поскольку механизм его, в частности, состоит в напряэ/сении между этими тенденциями» (выделено мной - М.Ч.) (Лотман 1993:145). Поэтому обращение к поэтике массовой литературы (при всей ее стереотипности и клишированности) представляется актуальным.
В массовой литературе существуют жесткие жанрово-тематические каноны, являющие собой формально-содержательные модели прозаических произведений, построенные по определенной сюжетной схеме и обладающих общностью тематики, устоявшимся набором действующих лиц и типов героев. Содержательно-композиционные стереотипы и эстетические шаблоны лежат в основе всех жанрово-тематических разновидностей массовой литературы (детектив, триллер, боевик, мелодрама, фантастика, фэнтези, костюмно-исторический роман и др.), именно они формируют «жанровые ожидания» читателя и «серийность» издательских проектов.
Социолог Ю.Левада называет стереотипы готовыми шаблонами, «литейными формами, в которые отливаются потоки общественного мнения. Социальные стереотипы отражают две особенности общественного мнения: существование предельно стандартизированных и упрощенных форм выражения и предзаданность, первичность этих форм по отношению к конкретным процессам или актам общения. <.> Стереотип не только выделяет статистически среднее мнение, но задает норму, упрощенный или усредненный до предела образец социально-одобряемого или социально-допустимого поведения» (Левада 2000: 299). Стереотипы задаются и обновляются средствами массовой информации, средой самого общения, в том числе и массовой литературой, для произведений которой характерна легкость усвоения, не требующая особого литературно-художественного вкуса, и доступность людям разного возраста, разных социальных слоев, разного уровня образования.
Массовая литература, как правило, быстро теряет свою актуальность, выходит из моды, она не предназначена для перечитывания, хранения в домашних библиотеках. Неслучайно уже в XIX веке детективы, приключенческие романы и мелодрамы называли «вагонной беллетристикой», «железнодорожным чтивом», «одноразовой литературой». Приметой сегодняшнего дня стали развалы «подержанной» литературы.
Важная функция массовой литературы - создание такого культурного контекста, в котором любая художественная идея стереотипизируется, оказывается тривиальной по своему содержанию и по способу потребления, отвечает подсознательным человеческим инстинктам, способствует компенсации неудовлетворенных желаний и комплексов, создает определенный тип эстетического восприятия, оказывающий влияние на восприятие серьезных явлений литературы в упрощенном, девальвированном виде.
Разнообразие массовой культуры - это разнообразие социального воображения, типов социальности, культурных средств их конституирования. Определение «массовая» не требует от автора создания шедевра: если литература «массовая», то к ней, к ее текстам можно относиться без особого почтения, как к ничьим, как бы безавторским. Эта посылка предполагает тиражируемость приемов и конструкций, простоту содержания и примитивность экспрессивных средств.
Изучение массовой литературы как одной из составляющих литературного процесса позволяет проследить динамику ее бытования в XX веке, выделить периоды актуализации.
Исследование художественного менталитета, свойственного переходным эпохам, дает основание говорить о неравномерном развитии разных типов и разных пластов культуры. А.Гуревич на материале средневековья приходит к актуальным и применительно к литературе XX века выводам о том, что, несмотря на то, что массовая литература и литература образованного класса были разными по типу, между ними не было глухих границ: «Простец таился и в средневековом интеллектуале, сколь ни подавлен был этот «низовой» пласт его сознания грузом учености» (Гуревич 1990:378).
Для массовой литературы, в которой предсказуемость тем, поворотов сюжета и способов решения конфликта чрезвычайно высока1, принципиально важным оказывается понятие «формулы» («сказка о Золушке», соблазнение, испытание верности, катастрофа, преступление и его расследование и т.п.), которое ввел в научную парадигму Дж.Кавелти. Американский исследователь рассматривал «литературные формулы» как «структуру повествовательных или драматических конвенций, используемых в очень большом числе произведений» (Кавелти 1996). Свой метод Кавелти характеризует как результат синтеза изучения жанров и архетипов, начавшегося с «Поэтики» Аристотеля; исследования мифов и символов в фолышористской компаративистике и антропологии. По определению Кавелти, «формула - это комбинация, или синтез, ряда специфических культурных штампов и более универсальных повествовательных форм или архетипов. Во многих смыслах она схожа с традиционным литературным понятием жанра.
Формульная литература - это прежде всего вид литературного творчества. И поэтому ее можно анализировать и оценивать, как и любой другой вид литературы». В концепции Кавелти важным оказывается изменение роли писателя, так как формула позволяет ему быстро и качественно написать новое произведение. Оригинальность же
1 «Массовую литературу можно было бы назвать тенью качественной, но тенью люминесцентно яркой, упрощающей и доводящей до крайнего предела, в том числе и до карикатуры, все то, что накоплено художественной традицией. Так, просветительские и воспитательные интенции высокой литературы вырождаются здесь в грубую дидактику, коммуникативность - в заигрывание с читателем и в подыгрывание его базовым инстинктам», - отмечает С.Чупринин (Чупринин 2004). приветствуется лишь в том случае, когда она усиливает ожидаемые переживания, существенно не изменяя их.
Литературные образцы фиксируют наиболее эффективные или по каким-то причинам наиболее приемлемые способы снятия напряжений, характерные для данной социокультурной ситуации. «Функциональное значение литературных формул заключается в выработке согласованных определений действительности, а значит - и в достижении социокультурной стабильности» (Гудков, Дубин 1994: 212).
Поле массовой литературы XX века широко и разнообразно. Стремительная смена имен на поле массовой литературы связана с тем, что, пытаясь выжить и доминировать, масскульт создает эрзац-красоту и эрзац-героев. «Поскольку они не могут облегчить подлинные страдания и насытить настоящие желания массового человека, требуется быстрая и частая смена символов», - полагает критик Т.Москвина (Москвина 2002: 26). С этим утверждением трудно согласиться, потому что стереотипы массовой культуры, как правило, неизменны (этим они и привлекают читателя), а стремительно изменяется лишь декорационное поле.
В настоящем исследовании объектом анализа стала именно «формульная литература», то есть те жанры массовой литературы, которые претерпели в конце XX века наиболее значительную трансформацию - детектив и русский любовный роман. За рамками исследования оказался пласт массовой литературы, представленной современной фантастикой и фэнтези. Этим жанрам, в русле которых в XX веке создавались и значительные произведения, посвящены серьезные исследования последних лет (Черная 1972, Кагарлицкий 1974, Геллер 1985, Осипов 1989, Чернышева 1985, Кац 1993, Малков 1995, Харитонов 2001, Губайловский 2002).
Активизировавшийся научный интерес к феномену массовой литературы определяется желанием отказаться от сложившихся стереотипов, осмыслить закономерности и тенденции развития многоукладного и полифоничного литературного процесса конца XX века. Представляется принципиально значимой проблема литературно-эстетических градаций, неизбежно встающая при обращении к массовой литературе. Особое значение приобретает изучение природы триады «классика - беллетристика - массовая литература».
Обновление понятийного аппарата включает в себя переосмысление литературоведческих категорий. Одной из актуализирующихся составляющих парадигмы литературоведческих понятий становится «беллетристика» как «срединное» поле литературы, в которое входят произведения, не отличающиеся ярко выраженной художественной оригинальностью. Эти произведения апеллируют к вечным ценностям, стремятся к занимательности и познавательности. Беллетристика, как правило, встречает живой читательский интерес современников благодаря отклику на важнейшие веяния эпохи или обращению к историческому прошлому, автобиографической и мемуарной интонации. Со временем она теряет свою актуальность и выпадает из читательского обихода. Если классическая литература открывает читателю новое, то беллетристика, консервативная по сути, как правило, подтверждает известное и осмысленное, удостоверяя тем самым достаточность культурного опыта и читательских навыков.
Стремление выявить принципиальные формально-содержательные отличия беллетристики от классических произведений русской литературы отразилось в ряде научных исследований последнего времени. Значительным научным вкладом в изучение этой проблемы стали работы, построенные на материале русской литературы ХУШ-Х1Х вв. (Пульхритудова 1983, Гурвич 1991, Маркович 1991, Вершинина 1998, Чернов 1997, Акимова 2002).
Заметной приметой беллетристического текста становится подготовка новых идей в границах «усредненного» сознания; в беллетристике утверждаются новые способы изображения, которые неизбежно подвергаются тиражированию; индивидуальные признаки литературного произведения превращаются в признаки жанровые. Т.Толстая в эссе «Купцы и художники» говорит о необходимости беллетристики так: «Беллетристика - прекрасная, нужная, востребованная часть словесности, выполняющая социальный заказ, обслуживающая не серафимов, а тварей попроще, с перистальтикой и обменом веществ, т.е. нас с вами, - остро нужна обществу для его же общественного здоровья. Не все же фланировать по бутикам - хочется пойти в лавочку, купить булочку» (Толстая 2002: 125).
Беллетристика и массовая литература - это понятия близкие, часто используемые как синонимичные (например, И.А.Гурвич в своей монографии не выделяет массовую литературу, считая весь объем «легкой» литературы беллетристикой (Гурвич 1991)). Термин «массовая литература» в работах, посвященных литературе ХУШ-Х1Х вв., означает ценностный «низ» литературной иерархии. Он выступает в качестве оценочной категории, возникшей в результате размежевания художественной литературы по ее эстетическому качеству и предполагает рассмотрение художественных произведений «по вертикали». К характерным чертам массовой литературы XIX в. Е.М.Пульхритудова относит такие элементы, как воплощение консервативных политических и нравственных представлений и, как следствие, бесконфликтность, отсутствие характеров и психологической индивидуальности героев, динамично развивающееся действие с обилием невероятных происшествий, «лжедокументализм», то есть попытку убедить читателя в достоверности самых невероятных событий (Пульхритудова 1987). Очевидно, что и в конце XX в. можно обнаружить эти же черты, что свидетельствует о постоянстве основных онтологических признаков массовой литературы.
Лидер культурно-исторической школы И.Тэн рассматривал литературное произведение как «снимок с окружающих нравов и свидетельство известного состояния умов», как необходимый источник информации для создания «истории нравственного развития» (Тэн 1996). В «Философии искусства» И.Тэн подчеркивал, что преломляющиеся в литературе нравы, мысли и чувства зависят от национальных и социально-групповых черт людей. В связи с этим ученый выделил шесть ступеней «расовых» признаков, каждому из которых соответствует свой «уровень» искусства: 1) «модная» литература, которая интересует читателя 3-4 года; 2) литература «поколения», существующая столько, сколько существует воплощенный в них тип героя; 3) произведения, отражающие «основной характер эпохи»; 4) произведения, воплотившие национальный характер; 5) произведения, в которых можно обнаружить «основной характер эпохи и расы» и по строению языка и мифов которых «можно предвидеть будущую форму религии, философии, общества и искусства»; 6) «вечно живущие произведения», которые выражают «тип, близкий всем группам человечества» (Тэн 1996, Крупчанов 1983).
Очевидно, что идеи Тэна остаются актуальными и на рубеже XX-XXI вв. Если приведенную иерархию применить к современному литературному процессу, то на первых двух уровнях будет размещаться массовая литература (произведения А.Марининой, П.Дашковой, Д.Донцовой, Э.Тополя, А.Кивинова, А.Суворова и др.) и популярная беллетристика рубежа веков (произведения В.Токаревой, Г.Щербаковой, А.Слаповского, Б.Акунина, В.Пелевина, В.Тучкова и др.).
Сегодня, когда практически нет единых критериев оценки художественных произведений и согласованной иерархии литературных ценностей, становится очевидной необходимость взгляда на новейшую литературу как на своего рода мулътилитературу, то есть как на конгломерат равноправных, хотя и разноориентированных по своему характеру, а также разнокачественных по уровню исполнения литератур. Современным продолжением теории И.Тэна можно считать предложенную С.Чуприниным литературную иерархию новейшей литературы, представленную четырьмя уровнями: 1) качественная литература (и синонимичные ему - внежанровая литература, серьезная литература, высокая литература); 2) актуальная литература, ориентированная на саморефлексию, эксперимент и инновационность; 3) массовая литература («чтиво», «словесная жвачка», тривиальная, рыночная, низкая, кич, «трэш-литература»), отличающаяся агрессивной тотальностью, готовностью не только занимать пустующие или плохо обжитые ниши в литературном пространстве, но и вытеснять конкурентные виды словесности с привычных позиций; 4) мидл-литература (тип словесности, стратификационно располагающийся между высокой, элитарной и массовой, развлекательной литературами, порожденный их динамичным взаимодействием и, по сути, снимающий извечную оппозицию между ними) (Чупринин 2004).
Принципиально значимым оказывается то, что зачастую на выбор читателем «своего» уровня художественного текста (от «филологического романа» до «бандитского детектива», от романов Л.Улицкой до иронического детектива Г.Куликовой, от романов Б.Акунина до низовой исторической беллетристики и т.д.) влияет принадлежность к той или иной страте общества. В культурологии объектом культурной стратификации являются группы, различающиеся ценностными ориентациями, мировоззренческими позициями, направлениями деятельности в различных областях культурных практик.
Стратификация книжного рынка обнаруживается, например, в изданиях отечественной исторической беллетристики. Основоположником массовой исторической беллетристики, рассчитанной на читателя, ищущего развлечения, можно считать В.Пикуля («Реквием каравану РС>-17», «Слово и дело», «Богатство», «Фаворит», «Псы господни» и др.). Фольк-хистори (Мясников 2002) - явление многогранное, включающее в себя и авантюрный роман, и салонный, и житийно-монархический, и патриотический, и ретро-детектив (В.Суворов «Ледокол», А.Бушков
Россия, которой не было», А.Разумовский «Ночной император», Д.Балашов «Государи московские», «Воля и власть», «Господин Великий Новогород», С.Валянский и Д.Калюжный «Другая история Руси», А.Кудри «Правитель Аляски», Е.Иванов «Божией милостию Мы, Николай Вторый.», Е.Сухов «Жестокая любовь государя»). Этот жанр рассчитан на определенного читателя, которого удовлетворяет история, построенная на сплетнях и анекдотах. Историческая беллетристика зависима от политических настроений в обществе. Показательны серии «Белый детектив», посвященные белоэмигрантскому движению, монархическая фольк-хистори серии «Романовы. Династия в романах» и др. Читатель, принадлежащий к иным социальным группам, выбирает историческую беллетристику Э.Радзинского, Л.Юзефовича, Л.Третьяковой и др.
Социальная стратификация позволяет дифференцировать социальные роли и позиции представителей тех или иных слоев общества, что неизбежно отражается и на характеристике социальных групп читателей, потребителей литературной продукции. Стоит согласиться с С.Чуприниным, полагающим, что «традиционное для отечественной литературы пирамидальное устройство на наших глазах сменилось разноэтажной городской застройкой, а писатели разошлись по своим дорожкам <. .>, ориентируясь уже не на такую соборную категорию, как Читатель, а на разнящиеся между собою целевые аудитории <. .>. Понятия магистральности и маргинальное™ утрачивают сегодня оценочный смысл, стратификация «по вертикали» сменяется «горизонтальным» соположением разного типа литератур, выбор которых становится личным делом и писателя и читателя» (Чупринин 2004).
Обращение к феномену массовой литературы XX века предполагает научное осмысление теоретически мало разработанных и чрезвычайно актуальных для современной литературы проблем литературной репутации, читательской рецепции, социологии литературы и др. Круг этих вопросов актуализирует и проблемы реконструкции историколитературного контекста, соотнесения творческого дискурса писателя с другими типами художественного дискурса.
Цель диссертационного исследования состоит в теоретическом обосновании места отечественной массовой литературы XX века в историко-культурном и литературном контексте, в определении онтологического и типологического своеобразия массовой литературы XX века и ее связи с художественным сознанием массоввого читателя как распространенной формы культурной практики. Поставленная цель определяет и основные задачи исследования:
1. Обосновать теоретико-методологические и историко-литературные предпосылки исследования феномена российской массовой литературы
2. Дать концептуальное обоснование массовой литературе как пограничному культурному феномену.
3. Рассмотреть отечесвенную массовую литературу в типологическом ряду переходных эпох, выявить в мозаике разнообразных художественных явлений литературы XX века повторяющиеся процессы.
4. Показать органическую взаимосвязь процессов, характерных для отечественной массовой литератруры первой четверти XX века и рубежа ХХ-ХХ1 вв.
5. Выявить повторяющиеся в массовой литературе XX века художественные приемы, показать устойчивость определяющих черт поэтики массовой литературы, сохраняющихся на апротяжении XX столетия.
6. Показать зависимость массовой литературы от основных социальных и культурных доминант эпохи; выявить характер взаимоотношений автора массовой литературы и читателя.
7. Показать место массовой литературы в литературном процессе, выявить ее воздействие на развитие субкультурных полей и процессы в «элитарной» культуре; на конкретном материале показать взаимодействие отечественной беллетристики и массовой литературы.
Научная новизна исследования. Впервые российская массовая литература становится предметом разноаспектного исследования, рассматривается в широком историко-культурном контексте XX века. Предметом специального рассмотрения становятся характерные для массовой литературы модели создания произведений разных жанров, выявляется генезис этих моделей, зависимость от культурного и идеологического «климата эпохи».
Методы исследования. В работе используется комплексный подход, продиктованный спецификой исследуемого материала, аккумулирующего в себе разнообразные культурные и художественные явления. Предмет исследования обусловил привлечение моделей анализа, созданных различными школами и литературоведческими направлениями при доминировании историко-литературного подхода и методологии рецептивной эстетики.
Основные положения диссертации, выносимые на защиту:
1. Активное присутствие массовой литературы в литературном процессе эпохи - знак социальных и культурных перемен в обществе Изучение массовой литературы как обязательной составляющей культуры необходимо для создания полной картины истории русской литературы XX века.
2. Включение в поле исследования материала, традиционно квалифицировавшегося как «нелитература» или как пограничные феномены литературной культуры, обнаруживает ограниченность традиционных параметров литературоведческого анализа; изучение феномена массовой литературы требует обращения к междисциплинарным вопросам, связанным с социологией, культурологией, психологией.
3. Обращение к феномену отечественной массовой литературы XX века предполагает научное осмысление теоретически малоразработанных и чрезвычайно актуальных для современной литературы проблем литературной репутации, читательской рецепции, социологии литературы и др. Круг этих вопросов выдвигает на первый план и проблемы реконструкции историко-литературного контекста, соотнесения творческого дискурса писателя с другими типами художественного дискурса, литературными и социальными институтами и недискурсивными практиками.
4. Исследование генезиса массовой литературы XX века свидетельствует о ее активизации в переходные эпохи (Серебряный век, послереволюционная литературная ситуация, рубеж ХХ-ХХ1 вв.). Феномен переходных эпох состоит в изменении способа функционирования основных факторов художественного сознания. Переходная эпоха предполагает вариативность эстетических экспериментов, эклектику художественного развития, связанного с освобождением культуры от догм. Такой ракурс изучения феномена массовой литературы позволяет увидеть в мозаике разнообразных художественных явлений литературы XX века целостность, зафиксировать повторяющиеся процессы, уже происходившие в типологически сходные кризисные эпохи.
5. Для выявления генезиса массовой литературы особое значение имеет изучение соотношения «классика - беллетристика - массовая литература». Беллетристика, являясь литературой «второго ряда», принципиально отличается от литературного «низа», представляет собой «срединное» поле литературы, в которое входят произведения, не отличающиеся ярко выраженной художественной оригинальностью, занимательные и познавательные в своей основе, апеллирующие к вечным ценностям. Формально-содержательные черты беллетристического кода можно обнаружить в произведениях писателей, принадлежавших разным литературным периодам (В.Катаев, В.Каверин, И.Грекова, В.Токарева, Б.Акунин и др.).
6. Отличительными чертами поэтики массовой литературы являются формульность, развертывание стереотипных сюжетов, кинематографичность, перекодирование и игра с текстами классической литературы, активизация штампов, генетических восходящих как к русской культуре начала XX века, так и к явлениям западной культуры.
7. Системное исследование феномена массовой литературы предполагет обращение к категории автора и читателя, которые меняют свою «онтологическую» природу, что связано с изменением в «переходные эпохи» их статуса.
8. Границы между разными пластами литературы оказываются на рубеже ХХ-ХХ1 вв. размытыми, поскольку набор штампов и образцов, маркирующих тот или иной жанр массовой литературы, используется представителями и так называемой «мидл-литературы», и современного постмодернизма.
Искусство издавна подразделяется на элитарное и массовое. Элитарное искусство предназначено для искушённых знатоков. Его жизненность не зависит от ярких эффектов. Оно рассчитано на сосредоточенное постижение мира в единстве его знакомых и незнакомых, неясных сторон. Повествование непредсказуемо, оно требует удержания, совмещения в памяти большого количества ассоциаций, нюансов, символики. Многие проблемы могут остаться после прочтения нерешёнными, что вызывает новую неопределённость и беспокойство.
Массовое искусство предназначено для рядового, обычного читателя, слушателя, зрителя. С появлением средств массовой коммуникации (кино, телевидение, радио) оно получило широчайшее распространение. Они (СМК) позволяют приобщаться к культуре всё большему числу людей. Отсюда - ог-ромное увеличение тиражей массовой литературы и необходимость изучать вкусы и пристрастия массовой аудитории. Произведения массового искусства тесно связаны с фольклорными, мифологическими, лубочными построениями. В основе устойчивых массовых жанров лежат определённые типы сюжетных построений, восходящих к известным архетипам и являющихся носителями общезначимых формул, художественных универсалий. Такие сюжетные конструкции можно выделить и в элитарном искусстве, но там они возвышены, а не снижены, как в массовом. Социологи каталогизировали темы и сюжеты, излюбленные массовым читателем. Ещё первые исследователи чтения в России отмечали, что читающим крестьянам в романах нравятся: патриотизм, любовь к вере, царю, отечеству, верность долгу, геройство, мужество, храбрость на войне, русская удаль и т.д. Однотипность по своему строению произведений массового искусство восходит к архаической бытовой, религиозной или иной деятельности. Такие наблюдение сделаны на основании изучения исторических корней однотипных повествований и выявления определённых закономерностей в развитии коллективных фантазий. Высокая степень стандартизации - естественная потребность: человеку нужно отдохнуть, уйти от проблем и действительности, не напрягаясь для расшифровывания символики и лексики, ему незнакомой. Массовое искусство - искусство эскапистского характера, то есть устраняющегося от полноты и глубины анализа конфликтов и противоречий реального мира. К тому же знакомые конструкты предполагают ожидание, а когда оно оправдывается, возникает чувство удовлетворения и комфорта от постижения уже знакомых форм. Принцип формульности сочетается с принципом художественной вариации темы. Оригинальность приветствуется, если она подтверждает ожидаемые переживания, существенно их не меняя. Индивидуальная версия должна иметь уникальные и неповторимые свойства. Есть способы оживления стереотипов: введение в стереотип героя черт, противоположных стереотипу. Варианты не разрушают сюжет. Это проявляется через выход новой формы за пределы конкретного периода с сохранением интереса к ней последующих поколений.
Произведения массового искусства вызывают немедленные и яркие эмоциональные переживания. Но нельзя считать массовое искусство низкопробным. Оно просто выполняет другие задачи. Формульное повествование помогает уйти от неясности к иллюзорной, но всё-таки ясности. И жизнь в художественном мире не требует осознания своих скрытых мотиваций, маскируют их или укрепляют имеющиеся преграды к признанию скрытых желаний. Массовые жанры подкрепляют уже существующие социальные ориентиры и установки, подменяя художественным моделированием нерешаемость и неоднозначность большинства проблем.
Элитарная же литература часто оказывается для массового читателя набором звуков. Её элитарность вовсе не в предназначенности для немногих, а в недоступности для большинства. Вина здесь обоюдная. Массовый читатель отвернулся от произведений, решающих прежде всего эстетические задачи (не понимая, что без их решения невозможно никакое глубокое исследование важнейших жизненных проблем). С другой стороны, «продвинутый» литератор считает ниже своего достоинства быть внятным толпе. В этих условиях даже утвердился негласный критерий «подлинности», который пускают в ход многие из считающих себя приобщенными к «высокому»: чем непонятнее - тем совершенней. Для большинства настоящая литература, во-первых, нечто очень скучное (еще по школьным воспоминаниям), во-вторых, совершенно нежизненное, заумное.
В то же время элитарная литература со временем может перейти в разряд массовой, то есть её свободно смогут воспринимать люди без специальной подготовки (высшего гуманитарного образования, например).
Книг у нас больше покупают, чем читают, и больше читают, чем понимают. Потому что нет у нас, нет ста тысяч читателей Пруста! Зато есть пять миллионов, которые за треху охотно поставят его на полку, а себя – на ступенечку выше в табели о рангах: образованность у нас все же престижна. Так просто: серьезные книги ведь серьезны не абсолютно, сами по себе, а относительно большинства других, менее серьезных, и воспринимаются небольшой частью читателей, более склонных и способных к этому, чем большинство. Это элементарно, да, Ватсон?
М.Веллер
Мысль о реализации произведения художественной литературы в эстетическом общении между автором и читателем в ХХ веке высказывается представителями самых разных философских и литературоведческих направлений – от Дж.Дьюи до У.Эко, от В.Н.Волошинова до Р.Ингардена, от Ю.М.Лотмана до В.Изера, от И.А.Ильина до М. Риффатера. Художественный текст становится не просто материальным объектом, а предметом искусства, только если он продуцирован, создан, и воспринят, прочитан, то есть в процессе «художественного опыта» , поэтому в нем заложена адресованность, диалогичность
: «Every stroke implying his second self will help to mold the reader into the kind of person suited to appreciate such a character and the book he is writing» .
В русской традиции - понимание эстетического общения как «особой формы взаимоотношения творца и созерцателей, закрепленной в художественном произведении» [Волошинов 1996; 64 - 65]: «Художественное произведение, взятое вне этого общения и независимо от него, является просто физической вещью или лингвистическим упражнением, - художественным оно становится только в результате взаимодействия творца и созерцателя как существенный момент в событии этого взаимодействия. Все то в материале художественного произведения, что не может быть вовлечено в общение творца и созерцателя, что не может стать «медиумом», средой этого общения, - не может получить и художественного значения». «Форма поэтического высказывания» трактуется и изучается «как форма этого особого эстетического общения, осуществленного на материале слова» [Волошинов 1996; 65 - 66].
И.А.Ильин подчеркивает особое значение целостности художественного произведения, сформированной подчинением словесной материи образу и эстетическому предмету, для успешности его «осуществления», «в-нимания» («внутрь имания») читателем. Главное – вызвать доверие внимания, «чтобы читатель почуял, что он не получает ничего лишнего, что все, идущее к нему от автора, – важно, художественно обоснованно и необходимо; что надо слушать и слушаться; и что это художественное "повиновение" всегда вознаграждается» [Ильин 1996; 174]. Нехудожественное произведение, в котором авторская «интенция угасла» - это «пустая игра возможности», «бесконечный сквозняк ненужного текста», «хаос эмбриональных образов, тщетно ищущих связи, строя и фабулы»: «Око читателя от скуки и отвращения уснуло!» [там же; 207].
Признавая активную роль читателя, Е.И.Диброва выстраивает две «субъективно-объективных линии»: автор – текст – читатель и читатель - текст – автор, отражающие два коммуникативно-когнитивных подхода к художественному тексту: «Актуализация читателя… соответствует реальности бытия текста в обществе, где его "потребление" многократно превышает "исполнение" и где работают над пониманием и расшифровкой текста» [Диброва 1998; 253].
Звучат, однако, и разумные призывы к осторожности в делегировании читателю «текстообразующих» полномочий. Участие читательского модуса в «осуществлении» текста не снимает с автора ответственности за оформление, продуцирование этого текста по правилам жанра. Как остроумно замечает Р.Шампиньи, если (что зачастую происходит в «новом романе») собирать текст предоставляется читателю и степень читательской активности или свободы становится мерилом художественности, то лучшим текстом оказывается словарь (“the best texts must be dictionaries”) 1 .
Но кто же этот читатель, переосмысляющий, «осуществляющий», «собирающий» текст? И каков текст, который поступает в распоряжение современного читателя под обязывающим «грифом» художественная литература ?
Ответить на второй вопрос с лингвистической точки зрения довольно трудно прежде всего из-за отсутствия в современном языкознании стройной типологии текстов, основанной на языковых критериях. Не определены соответственно и лингвистические «операциональные» признаки 2 , по которым выделяются художественные тексты, хотя каждый филолог, будучи квалифицированным читателем, имеет интуитивное понимание художественности в типологическом смысле и мнение о художественности в качественно-оценочном смысле. Более того, способность быть художественным М.Тицман выделяет как один из основных признаков, отличающих текст от предложения .
Лингвистическая специфика художественного текста обусловлена его принадлежностью как к области языка, так и к области искусства. Поэтому попытки охарактеризовать эту специфику делаются в трех направлениях. Одни ученые рассматривают особенности художественной литературы как одного из видов искусства (отмечается специфика материала, пространственно-временной организации, способа восприятия, тематические возможности и т.д.). Другие исследуют закономерности построения художественных текстов, отличающих их от нехудожественных (сопоставление проводится именно на уровне текстовых категорий, принципов организации речевого произведения, сюда в частности относятся работы в области нарратологии и техники повествования). Третьи сосредотачиваются на поиске отличий «языка поэзии» (понимая, как правило, под поэзией художественную литературу в целом) от языка общенародного, языка научного и т. д. (о различии между изучением художественных текстов и поэтического языка см. [Виноградов 1997]). Дело усложняется тем, что исследовательская мысль часто «увязает» в терминологических тонкостях разграничения «языка литературного произведения», «художественной функции языка», «художественного языка», «поэтического языка», «языка художественной литературы», «текста художественного произведения», «художественного произведения» и т.п. В смысле установления общепринятых (или хотя бы принятых подавляющим большинством специалистов) дефиниций филология не намного продвинулась вперед с 1945 г., когда Г.О. Винокур писал о том, «что все эти термины не имеют в текущем употреблении вполне ясного, установленного содержания, что очень часто остается неизвестным, одно ли и то же они означают или ими имеется в виду разное содержание, - словом, что они явно недостаточно определены в отношении того, какой предмет (или какие предметы ) научного исследования они призваны обозначать» [Винокур 1997; 178] 3 .
Можно предположить, что границы художественной литературы и содержание этого понятия формируются в каждую историческую эпоху во взаимодействии субъективных (индивидуальных) и объективных (социальных факторов): на пересечении интенций, намерений авторов; восприятия читателей и специалистов – в одни эпохи более консервативного, в другие – открытого для инноваций; существующих в сознании общества жанровых шаблонов, стандартов, относительно которых анализируются структурные и содержательные признаки конкретного текста.
Важное разграничение, которое имеет смысл провести, говоря о реализации произведения искусства слова в сознании воспринимающего субъекта, - это разграничение читателей по уровню их квалификации. Квалификация читателя включает не только большую или меньшую степень знакомства читателя с языком (кодом), на котором / которым написан текст, принципами построения данного типа текстов в данной культуре, соотношением между разными типами текстов в ней и более частные «квалификационные» знания и умения – предварительное знакомство с текстами данного автора, филологическое образование и др. Также она включает степень осознания всего перечисленного выше, способность к рефлексии над языковыми и литературными фактами. Профессиональный филолог, не замыкающийся в своей узкоспециальной сфере, потенциально является таким квалифицированным читателем. Воспринимая художественные эффекты , всю эстетическую информацию, заключенную в произведении сло ва, такой читатель должен быть способен обнаружить выразительные приемы , с помощью которых достигается тот или иной эффект, объективировать в слове свое субъективное впечатление, максимально сохраняя его непосредственность, минимально разрушая тонкую эстетическую материю. Он хранит в голове богатый набор предтекстов, жанровые матрицы, языковые модели, композиционные и лингвистические структуры, и на их фоне художественный текст раскрывается во всем своем формально-содержательном богатстве.
Для квалифицированного читателя границы корпуса текстов художественной литературы и понятие художественности (в типологическом смысле) определяются
а) конвенциональным фактором, прежде всего жанровой «этикеткой» и сферой функционирования («местонахождением») текстов;
б) фикциональным характером этих текстов;
в) тем, что эти тексты, как правило, имеют специфические языковые признаки , осознаваемые на фоне жанровой принадлежности и фикционального характера текста.
Указанные признаки взаимосвязаны: авторское или издательское определение текста как «романа», «рассказа», «эссе», «лирического стихотворения». «рекламного текста» и т.п. обуславливает используемые для его создания языковые средства и способ их «прочтения»; языковые средства художественного текста нацелены на построение фикционального мира, а не на прямую референцию к реальной ситуации действительности. Однако в конкретном словесном произведении эти признаки могут проявляться в разной степени. Только первый из них сам по себе является достаточным для того, чтобы текст функционировал как литературно-художественный. Это не препятствует, а способствует выявлению в ходе лингвистического анализа определенных признаков, которые представляются нам специфическими для художественного текста вообще, прозаического сюжетного текста (например, приоритет репродуктивного регистра и наличие «развивающегося» модуса), лирической поэзии (например, функциональная амбивалентность предикатов), переходных жанров (подробнее см. [Сидорова 2000]). Однако на уровне восприятия не лингвистические данные обуславливают жанровое разграничение, а жанровые конвенции предполагают тот или иной способ интерпретации лингвистических данных .
Конвенциональная составляющая определения художественной литературы заключается в приписывании некоторым типам текстов в определенной культуре в ту или иную эпоху свойства «художественности» (не оценочной, но типологической), чем задается способ создания, передачи и восприятия соответствующих словесных произведений. «Наклеивание этикетки», как правило жанровой, производится либо автором, который тем самым берет на себя определенные обязательства, касающиеся содержания и формы текста, и создает у читателя соответствующие ожидания (тем более сильные и «предсказующие», чем выше квалификация читателя) Beaugrande 1978, либо реципиентом, который в соответствии со своей читательской квалификацией присваивает тексту жанровое определение, совпадающее или не совпадающее с замыслом автора. «Жанровая форма произведения определяет его субъектную организацию, образ адресата, характер коммуникации "автор-читатель", модель временных и пространственных отношений, которая реализуется в тексте» [Николина 1999; 259].
Конвенциональная составляющая исторически изменчива. Так, жанр «Путешествий», первоначально полностью находившийся за пределами художественной литературы, постепенно вошел в нее [Шенле 1997], соответственно тексты «Путешествий» стали подразделяться на фикциональные и нефикциональные, художественные и нехудожественные [Шоков 1989] [Дыдыкина 1998]. 4
Осознание авторами и потребителями литературных текстов важности жанровой «этикетки» подтверждается не только хрестоматийными дискуссиями вокруг определения «Евгения Онегина» как романа в стихах и «Мертвых душ» как поэмы , но и стремлением современных «разрушителей» и изобретателей жанров (несмотря на прокламируемый порою отказ от термина «жанр» в связи с желанием «де-программировать читателей, освободив акт письма от конвенций любого рода» [Давыдова 1997]) эксплицировать тип текста в подзаголовке и даже разъяснить в сноске, особенно если само название уже содержит жанровое определение: роман А.Слаповского «Анкета» определяется автором как Тайнопись открытым текстом ; «Чужие письма» А.Морозова – как Этопея (в сноске – правдоподобные речи вымышленного лица ); «Баллончик» Ю.Малецкого – как Попытка дискурса ; «Хазарский словарь» М.Павича – как Роман-лексикон в 100 000 слов. Женская версия ; наконец, произведение В.Аксенова «Поиски жанра» носит подзаголовок Поиски жанра и т.п.
Кроме жанровой этикетки, конвенциональный фактор включает «местонахождение» текста. При всей своей внешней неуклюжести, это слово более точно, чем «сфера функционирования», отражает суть дела: местонахождение текста – то место, где читатель находит, обнаруживает текст. Текст воспринимается как относящийся или нет к художественной литературе в зависимости от того, например, находится ли он «физически» в газете или толстом литературно-художественном журнале, в последнем случае – в зависимости от рубрики. Если книга под названием «Хазарский словарь» обнаруживается на библиотечной полке под разделителем «Сербская литература», она функционирует (ее текст читается) как художественная (-ный), в отличие от книг с аналогичным названием, помещающихся в разделе «Словари».
Наряду с нечеткостью жанровых границ наблюдается неясность разграничения массовой и «большой», или элитарной, литературы. Очевидно, что различаются эти две сферы словесного творчества, главным образом, не по типу и количеству потребителей, потенциальных или реальных реципиентов, а по каким-то более существенным, внутренним признакам.
Квалифицированный читатель читает не только большую, или элитарную, литературу. Он в равной мере является потребителем старой и относительно современной классики, модернистских или постмодернистских экзерсисов, с одной стороны, и, с другой – массовой литературной продукции 5 . Лишь для части попадающих в его поле зрения литературных произведений квалифицированный читатель образует «целевую группу» («target group»). Остальные тексты он «делит» с читателем массовым, на которого они, собственно, и нацелены. В то же время, если массовый читатель за небольшим исключением «потребляет» по своей воле именно массовую литературу, все больше и больше сопротивляясь программному набору классики, предлагаемому учебными заведениями, то квалифицированный читатель выступает как сознательный потребитель элитарной художественной литературы. Причем дело не в доступности текстов и не в их литературном качестве и даже не просто в большей или меньшей сложности используемых языковых средств – синтаксических конструкций, лексики, изобразительных приемов. У большой литературы свои языковые и литературные маркеры элитарности, то есть предназначенности для квалифицированного восприятия, - жанровые и структурно-композиционные.
С точки зрения квалифицированного читателя могут быть выделены следующие признаки элитарности/массовости в современной литературе.
Для современной элитарной литературы характерна «жанровая игра» – жанровое изобретательство, маскировка, гибридизация жанров, активное использование форматов и языкового облика нехудожественных текстов, в то время как произведение массовой литературы маркировано как художественное и стремится максимально отвечать своей жаровой характеристике. В повествовательных жанрах это прежде всего отражается на сюжетном плане и языковых средствах его построения. Если повесть или роман претендует на элитарность , то закономерно ослабление сюжетной линии, лиризация текста (через модальную, временную, субъектную неопределенность – см. [Сидорова 2000]), смещение пространственно-временных планов и точек зрения, затрудняющее построение «объективного» фикционального мира. Произведения массовой повествовательной прозы полностью соответствуют классической формуле – «герой эпоса – происшествие». Их авторы редко используют средства проблематизации события 6 и игры субъектной перспективой, характерные для большой литературы ХХ века. Не допускается ни размывание сюжетной линии средствами лиризации (заменой собственных имен персонажей на местоимения, активным использованием предикатов несовершенного вида, что столь типично для прозы Чехова и Пастернака), ни замедление сюжетной динамики в результате увеличения доли описательных (портрет, пейзаж, интерьер и др.) композиционных блоков.
Начало повести И.Хмелевской «Что сказал покойник» (первые шесть страниц) демонстрирует несовместимость массового жанра с «серьезным» смещением субъектной перспективы:
Алиция ежедневно звонила мне на работу в обеденное время. Так было удобно нам обеим. Но в тот понедельник у нее были какие-то дела в городе…, так что позвонить не смогла и позвонила мне лишь во вторник.
Франц ответил, что меня нет. Она поинтересовалась, когда я буду.
Обеспокоенная Алиция позвонила мне домой. К телефону никто не подходил, но это еще ни о чем не говорило. Я могла куда угодно выйти, а домработницы дома не было. Поэтому Алиция позвонила еще раз поздно вечером и узнала от домработницы, что меня нет, домработница не видела меня с воскресенья, в моей комнате нормальный беспорядок.
На следующий день, уже не на шутку обеспокоенная, Алиция с утра висела на телефоне. Меня нигде не было. Домой на ночь я не возвращалась. Никто ничего не знал обо мне.
Итак, я исчезла, как камень, брошенный в воду. Следы мои затерялись.
Я сама, разумеется, прекрасно знала, где я нахожусь и что со мной происходит, только у меня не было никакой возможности сообщить о себе. Происходило же со мной вот что…
Усложнение образа говорящего создает в ироническом детективе Хмелевской совершенно иной эффект, чем в «серьезной» литературе.
Массовую и элитарную литературу характеризует не просто некий «объективно» разный уровень сложности языковых средств – элитарная литература больше полагается на сотворчество читателя и его готовность к обману ожиданий при восприятии языкового облика произведения, в частности позволяет себе «кусковость», ослабленную сюжетность, отсутствие знаков препинания.
Я сейчас здесь один, в надежном укрытии. За стеной дождь , за стеной кто-то шагает под дождем , пригнув голову, заслонив ладонью глаза и все же глядя прямо перед собой, глядя на мокрый асфальт , - несколько метров мокрого асфальта; за стеною – стужа , в черных оголенных ветвях свищет ветер ; ветер свищет в листве, колышет тяжелые ветви , колышет и колышет, отбрасывая тени на белую известку стен… За стеною – солнце , нет ни тенистого дерева, ни куста , люди шагают, палимые солнцем, заслонив ладонью глаза и все же глядя прямо перед собой, - глядя на пыльный асфальт , - несколько метров пыльного асфальта, на котором ветер чертит параллели, развилины, спирали.
Очевидно, что только квалифицированный читатель готов (в обоих смыслах слова – желает и подготовлен ) пробираться через лабиринт. «Антироманы» обречены на элитарность. Они предназначены скорее для исследовательского, чем для гедонистического чтения, скорее для скрупулезной, «замедленной» аналитической деятельности воспринимающего сознания, чем для линейного, динамического слежения за сюжетными перипетиями и синтезирования образной системы произведения. Своей ослабленной событийностью и другими отступлениями от жанровых конвенций «антироманы» словно «напрашиваются» на деконструкцию: интеллектуальное удовольствие от нее может заменить эстетическое – от непосредственного восприятия текста.
3. Читательское сознание признает приоритет структур художественного мира, в том числе создаваемых или навязываемых языком, над структурами мира реального в элитарной литературе и требует приоритета структур реального мира в литературе массовой . Именно в элитарной литературе наиболее ярко проступает особый характер языка как материала искусства: язык «лишается подпорки в виде "ситуации" и вынужден работать на полную мощность. Художественный текст сам порождает денотаты, и от того, какие будут избраны слова, зависит и то, как будут моделироваться денотаты» [Ревзина 1981; 126]. При этом «все языковые акты сопровождаются ожиданием осмысленности» [Изер 1997; 36]. Соответственно, формируется структура фикционального мира – результат взаимодействия структуры реального мира, языка, сознаний автора и, на этапе восприятия, читателя. Вступая в область взаимодействия этих структур, мы вступаем в «зеркальную комнату», где каждая стена отражает другие стены и сама отражается в них. Наше представление об устройстве реального мира есть результат работы сознания, которое (и как идеальная «функция», и ее материальный субстрат) под воздействием этого реального мира и сформировано; система языка, в свою очередь, формирует наше представление о мире и структурирует сознание и в то же время находится под влиянием свойств и отношений материальной действительности и доязыкового сознания 7 .
Занимающая одно из центральных мест в постэйнштейновском сознании ХХ века идея возможных миров, идея «относительности действительного» укрепила право писателя на создание своей художественной Вселенной из строительного материала языка, причем в этом случае «новая форма мира» как бы не рассказывается, а демонстрируется и ее структура, ее элементы и их отношения образуются структурой языка, его элементами и их отношениями. Возникает Вселенная лингвистических связей, отношений (l’universo dei rapporti linguistici) . У.Эко, говоря о развитии новых нарративных структур, деформирующих структуры логические, в частности в «Пробуждении Финнегана» Дж.Джойса, приводит характеристику, данную этому произведению У.Троем, - «логос, соответствующий эйнштейнианскому видению Вселенной» , и следующим образом интерпретирует новизну этого мира-«логоса» и подхода к нему его создателя: Джойс «предупреждает» читателя, что форма Вселенной изменилась, что в этом мире уже не действуют тысячелетние критерии, освященные всей культурой, но новую форму Вселенной и сам он не может пока понять. Современный автор, подобный Джойсу, создает «по-иному божественный, всеобщий и непонятный» мир, «бесцельный водоворот». Однако «этот мир создан в человеческом измерении средствами языка, а не в ходе непостижимых космических событий, и таким образом мы можем постичь его и противостоять ему» [там же].
Разное отношение к созидательным возможностям языка в элитарной и массовой литературе порождает разную языковую норму. В элитарной литературе отступление от общеязыковой нормы имеет тенденцию оцениваться как индивидуально-авторский, художественный прием, в массовой – как стилистическая ошибка, языковая небрежность. Принцип «Что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку» находит здесь свое полное воплощение. «Good writers are those who make the language efficient», - писал Эзра Паунд. Эта «эффективность» состоит в умении большого художника дополнить общеязыковую систему своей выразительной парадигмой языковых средств. В «Белой гвардии» М.Булгакова находящееся за пределами общеязыковой нормы использование перцепциональных (цветовых и световых) предикатов с личным субъектом (Отец Александр, от печали и смущения спотыкающийся, блестел и искрился у золотеньких огней ), соединение перцепционального и акционального предикатов сочинительным союзом и (От бульвара прямо по Владимирской улице чернела и ползла толпа ) в ряду других приемов служит созданию перцептивно-насыщенной, осязаемой картины мира, в которой интерпретационный компонент минимизирован, а сенсорный план максимально обогащен. Такая модель мира, построенная на «обнаженной перцепции», подчеркнутой зрительной, звуковой, осязательной чувственности, обостренном сенсорном восприятии характерна для «стиля эпохи» [Тексты 1999]. Каждая языковая «необычность» в большой литературе входит в систему изобразительных средств, служит маленьким «кирпичиком» построения фикционального мира. В массовой литературе, где ценится наибольшее соответствие фикционального мира реальному и четкое выполнение повествовательных задач, языковые вольности и украшения не оправдываются ни фикциональным фактором, ни конвенциональным, поэтому трактуются как ошибки и небрежности.
Наконец, элитарная литература ориентирована на читателя с «литературной памятью» – массовая литература предполагает в читателе короткую память, рассчитывает на то, что мы не узнаем расхожего сюжета за новой обработкой, не обратим внимание на языковые небрежности и сюжетные несоответствия, не заметим однообразия средств выражения. Квалифицированный читатель, даже благожелательно расположенный к Татьяне Поляковой, уже на второй-третьей ее повести узнает знакомые штампы Он хохотнул, Она затосковала и под. Это «пустое» узнавание – ни понимание смысла текста, ни восприятие его формы оно не обогащает. Совсем другое дело – литература элитарная, в которой глубина проникновения в произведения зачастую определяется уровнем знания предтекстов и способностью читателя к «вертикальному» удержанию в сознании самого воспринимаемого текста. Для элитарной литературы обязательно отношение к художественному тексту как не только к линейной последовательности смыслов и несущих их слов и предложений, а как к многомерному образованию. Квалифицированный читатель должен уметь прочитать в произведении сюжетной прозы не только диктумный план (последовательность событий и окружающий их фон), но и модусный – систему развивающихся точек зрения, взаимодействующих в тексте сознаний автора и персонажей. Вот пример такого модусного чтения, которое ожидает от читателя автор. В начале и в эпилоге романа И.Во «Упадок и разрушение» моделируются аналогичные ситуации восприятия – персонажи, сидящие в комнате, слышат снаружи звуки, свидетельствующие о веселом времяпрепровождении «членов Болинджеровского клуба» – и повторяются предикаты предложений, сообщающих о звуковом восприятии:
Шел третий год тихой жизни Поля в Сконе… Стаббс допил какао, выбил трубку и встал. - Пойду в свое логово, - сказал он. – Тебе повезло, что ты живешь при колледже. Любопытный был доклад о плебисците в Польше. - Да, очень, - согласился Поль. С улицы донесся гогот и звон стекла . (Outside there was a confused roaring and breaking of glass ) .
Важна, однако, не повторяемость наблюдаемого персонажами события, а смена наблюдателя. В начале романа из безопасного места за событиями следят «проходные» персонажи, а главный герой Поль Пеннифезер появляется позже, в «опасном» локусе и оказывается жертвой разбушевавшихся аристократов, в результате чего ему приходится покинуть Оксфорд и жизнь его резко меняет ход. Возвращение в Оксфорд оказывается возможным только после мнимой смерти героя и примирения его с «упадком и разрушением» окружающего мира. В финале романа Поль Пеннифезер находится в безопасном пространстве, теперь уже он – внешний наблюдатель, субъект восприятия «гогота и звона стекла», доносящегося с улицы, на которую отправляется его приятель. «Помещение» практически одного и того же репродуктивного предложения в зоны восприятия разных субъектов помогает поставить важный акцент в развитии событийной линии романа.
В повышенной интертекстовости постмодернистской литературы сказывается и пренебрежение к читательскому сознанию: для автора безразлично, известен ли предтекст читателю и способен ли читатель интерпретировать интертекстовый элемент как «вкрапление» иного текста – и в то же время апелляция к этому сознанию. Для реципиента, квалификация которого позволяет выявить интертекстовые «скрещенья», единство текста гораздо более проблематично, чем для «наивного» читателя. Первого в отличие от последнего преследует вопрос: все ли отсылки к предтексту (-ам) «выловлены» – не будучи в этом уверенным, он не может сформировать понимание текста как единства. Более того, ощущение художественного превосходства предтекста «отрывает» интертекстовые элементы от вторичного текста и помещает их в смысловой контекст источника, тем самым разрушая единство послетекста. Наконец, возможно наличие у одного элемента произведения двух предтекстов. Так, в наполненном, начиная с первой строки, реминисценциями из Бродского стихотворении Ю.Скородумовой Скрип стопы, как скулеж собаки, стенающей о циновке … из книги «Чтиво для пальцев» (М., 1993) строчка Сон натощак порождает гарпий «отсылает» одновременно и к «Речи о пролитом молоке» Бродского, и к знаменитой гравюре Гойи «Сон разума рождает чудовищ». Наряду с множественностью референции и множественностью толкований лирического стихотворения возникает не просто не-равенство текста самому себе в восприятии разных читателей (это – не подлежащее сомнению право автора), но и «посягательство» текста на единство, целостность сознания отдельного, индивидуального читателя (полномочия автора на это – вопрос дискуссионный).
Итак, мы видим, существующая в сознании квалифицированного читателя оппозиция «элитарная / массовая литература» характеризуется рядом языковых черт, свойственных каждой из этих «литератур». Однако наличие данных черт в конкретных произведениях формирует тенденцию, но не закон. Появление в последнее время авторов, пишущих «элитарные» произведения, становящиеся «массовыми» (В. Пелевин, В. Тучков, Б. Акунин, отчасти М. Веллер) – что это: нарушение закономерности или новая закономерность?
Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже
Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.
Подобные документы
Что такое культура, возникновение теории массовой и элитарной культуры. Неоднородность культуры. Особенности массовой и элитарной культуры. Элитарная культура как антипод массовой. Постмодернистские тенденции сближения массовой и элитарной культур.
реферат , добавлен 12.02.2004
Эволюция понятия "Культура". Проявления и направления массовой культуры нашего времени. Жанры массовой культуры. Взаимосвязи между массовой и элитарной культурами. Влияние времени, лексикон, словарь, авторство. Массовая, элитарная и национальная культура.
реферат , добавлен 23.05.2014
Понятие, исторические условия и этапы становления массовой культуры. Экономические предпосылки и социальные функции массовой культуры. Ее философские основы. Элитарная культура как антипод массовой культуры. Типичное проявление элитарной культуры.
контрольная работа , добавлен 30.11.2009
Предпосылки формирования массовой культуры, ее современное понимание. Анализ и характеристика массовой, элитарной и визуальной культуры. Основные составляющие элементы и свойства массовой культуры. Индивидуально-личностный характер элитарной культуры.
реферат , добавлен 25.09.2014
Анализ массовой и элитарной культур; понятие "класс" в социальной структуре американского общества. Проблема массовой культуры в различных вариантах концепции "постиндустриального общества". Возможные решения соотношения массовой и элитарной культуры.
реферат , добавлен 18.12.2009
История возникновения массовой культуры. Классификация сфер проявления массовой культуры, предложенная А.Я. Флиером. Подходы к определению массовой культуры. Типы культуры по принципу внутрикультурной иерархии. Виды культуры и признаки субкультуры.
реферат , добавлен 13.12.2010
История возникновения "массовой культуры", особенности ее феномена в современных условиях, характеристика уровней и проблема анализа. Основные направления смешения культуры и политики. Особенности влияния массовой культуры на современное общество.
контрольная работа , добавлен 05.10.2010
Понятие массовой культуры, ее назначение, направления и специфические черты, место и значение в современном обществе. Реклама и мода как зеркало массовой культуры, тенденции их развития. Проблемы воспитания молодежи, связанные с массовой культурой.
Сегодня хотелось бы поговорить о современной литературе и тех жанрах и типах, которые уже успели в ней сложиться. Классическое деление на эпические, лирические и драматические рода с присущими им жанрами я во внимание не беру. Речь пойдет именно о современной книге и о том, что сейчас популярно и модно.
Прежде всего, современную литературу можно разделить на два типа:
- фикшн (fiction - художественная литература)
- нон-фикшн (non -fiction - нехудожественная литература).
С нон-фикш все более-менее ясно: это научные, оклонаучные и псевдонаучные труды по психологии, диетологии, обучению, воспитанию детей и т.д. Когда-нибудь мы обязательно поговорим об этом виде и жанровому разделению внутри него.
Художественная литература в современном литературном процессе по большей своей части подвержена «западному» влиянию. То, что модно и продаваемо «у них», мы пытаемся применить на нашем рынке. Отсюда и деление литературы на четыре основных типа:
- классика
- элитарная литература
- мейнстрим
- жанровая литература.
Обо всем по порядку.
1. Классика переживает сейчас сложные времена: в плане критики. Толстого все чаще называют «унылым графоманом», Достоевского - «параноиком», Гоголя - «переработчиком первичного материала». Появляется все больше крушителей стереотипов, готовых критиковать любого писателя, чей авторитет, казалось бы, неоспорим. Тем не менее, классика продолжает пользоваться популярностью среди мыслящих читателей, привыкших к качественной литературе.
2. Элитарная литература возникла как антипод массовой, как главный ее «конкурент» и «противник». Элитарная литература создавалась в узких кругах писателей, священнослужителей, представителей высшего общества и насыщалась лексикой и образами, доступными и понятными лишь определенной прослойке. В современном мире понятие элитарной литературы несколько размыто: благодаря быстрому распространению информации, моде на все необычное и желанию многих быть «не такими, как все», элитарная литература уходит в массы. Ярким примером тому может служить творчество В.Пелевина: в «нулевых» все читали его романы, но мало кто понимал, о чем они.
3. Мейнстрим (от англ. mainstream -главное течение, основной поток) - это реалистическая проза, отображающая то, что происходит «здесь и сейчас». Весьма популярна на сегодняшний день. В основе сюжетов реалистической прозы - судьбы реальных людей, их (а также писательские) жизненные принципы и мировоззрение. Для мейнстрима характерен психологизм, реалистичность образов и явлений, направленность на философию. Здесь важна не столько фабульность, сколько внутреннее развитие героя, его мысли и решения, его трансформация. На мой взгляд, западный термин «мейнстрим» не совсем точно отображает суть этого жанра, ведь все-таки «основным потоком» на современном книжном рынке является не реалистичная проза, а жанровая (причем серийная) литература. О ней ниже.
4. Итак, жанровая литература . Здесь следует подробно обозначить существующие в ней категории:
Детектив
Фантастика
Фэнтэзи
Любовный роман
Триллер
Мистика
Боевик/экшн
Приключения
Исторический роман
Авангард
Как видите, жанры очень сходны с кинематографическими. Да и по сути книги, принадлежащие к жанровой литературе, напоминают кино: в них много действия, основную роль играют фабула и сюжетные коллизии, т.е. так называемая «внешняя сторона». В каждом из этих направлений есть свои ответвления. Так, детектив делится на исторический, иронический, психологический и т.д.
Для жанровой литературы характерны определенные рамки, из-за чего ее часто критикуют и обвиняют в «предсказуемости». Но, скажите, где предсказуемость в том, что разлученные любовники в конце книги встретятся? Это - как раз и есть рамки жанра, заранее известные как писателю, так и читателю. Особое мастерство писателя состоит в том, чтобы в этих всем известных рамках создать уникальный, неповторимый мир с интересными персонажами, способными достучаться до читателя.
Писатель, как никто другой, должен разбираться в современных жанрах, чтобы ориентировать свое произведение на конкретного читателя. Потому как именно читатель определяет, о чем ему интересно читать в данный момент - о нашествии зомби или проблемах самоидентификации героя в условиях мирового финансового кризиса)).
Алиса Иванченко, помощник редактора в литературном агентстве "Behemot"